Ветер

Чем старше становилась Анна, тем больше в ее внешности угадывались гены отца. Девочка стала горластее, требовала к себе больше внимания, любила бывать на улице и ревела, когда возвращалась домой. Джейн смастерила из железок и автомобильного пластика сани, в которых катала закутанную в отцовский шерстяной костюм дочку. Казалась, что маленькая Анна не чувствует холода. Она изматывала мать, лазающую в снегу по колено, а где и по пояс.

Тяжелый труд и вечные заботы истощили Джейн. Как-то принимая душ, она разглядела себя. Ребра и кости таза топорщились из-под натянутой на них кожи. Только полная молока грудь выглядела на их фоне частью тела, которому достаются все соки. Джейн поняла, что пора заняться собой. Такой работой можно было загнать себя в могилу. Она налегла на калорийную пищу и плюнула на долгие покатушки по сугробам. Приделала жесткую ручку к саням и толкала их взад и вперед, стоя на одном месте. Буквально за месяц кожа сгладилась, а острые углы тела скруглились.

Когда Анне исполнилось полгода, подул первый ветер, принесший оттепель. Со скал потекли звонкие ручьи. Ночью их прихватывал мороз и скоро перед домом образовались сосульки от верхнего навеса до самой земли. В душу Джейн первые отголоски весны принесли какую-то радостную грусть. Было так хорошо оттого, что начинается весна, но не с кем было поделиться этой радостью. Не хватало Игоря, за спиной которого она могла бы наслаждаться весной, не задумываясь о ежедневных проблемах.

Полугодовалая Анна уже могла сидеть, если её подпереть со всех сторон валиками. Мать занималась работой по дому, а дочка сидела в окружении разных ярких вещей, которые Джейн считала безопасными для ребенка. Анна либо мусолила игрушки, либо наблюдала за матерью. Джейн не могла пройти мимо дочери, не оказав ей знака внимания. Она могла «чпокнуть» ртом, показать язык, сделать «бу!». Анна всегда ждала этого и искренне смеялась над одними и теми же шутками бесконечно. Сейчас Джейн полностью свыклась с мыслью, что она мать, что у нее есть дочь и, обращаясь мыслями к прошлому, не могла представить, что у неё когда-то не было Анны.

Серо-коричневый мир оживал. Майские грозы с проливными ливнями быстро растопили весь снег. Уровень воды в заливе поднялся, но незначительно. Памятуя о прошлогоднем цунами, Джейн перенесла часть запасов вверх по горе, соорудив на ее обратной стороне временную палатку. Она помнила, что в прошлом году волна пришла в самом конце мая. Но чтобы не испытывать судьбу Джейн решила, что безопаснее этот месяц прожить в палатке.

Уровень комфорта в ней был минимальным. Всё в палатке было неудобным. Самодельная печка пропускала дым, тепло не держалось в тканевых стенках. Готовить пищу приходилось на костре, на улице. Дочку Джейн купала в кастрюле. Но им надо было выдержать этот месяц, чтобы быть уверенными в том, что их не накроет огромная волна цунами.

За время жизни в палатке природа преобразилась. Лягушек развелось много, и если вечером спуститься к воде, можно было поскользнуться на них. Мошкары разной тоже развелось предостаточно. По вечерам они гудели за стеной палатки, привлекаемые теплом печки. Джейн пришлось сделать для Анны дополнительный балдахин, потому что настырная мошкара находила щели и проникала в палатку.

С вершины горы было видно, что поверхность залива зеленеет от обилия водорослей, разрастающихся с необычайной скоростью в потеплевшей воде. С обратной стороны острова вода по-прежнему являлась темной. К настоящему времени длинные плоские стебли водорослей стали, чуть ли не основным рационом питания. Консервированные продукты подходили к концу. Джейн со страхом представляла тот день, когда они закончатся и ей придется питаться тем, что подарила природа.

Гастрономический выбор был не велик. Водоросли, мошкара и лягушки. Джейн впервые серьезно задумалась о земноводных. Как биолог она понимала, что лягушки это такая же еда, как курица или говядина. В качестве эксперимента она попробовала сварить суп из них. Наловила с десяток, разделала их, вымочила в воде на всякий случай, в основном из-за брезгливости. Сложила их в кастрюлю и сварила бульон. Получилось наваристо и вполне съедобно. Мысли о голодной смерти отступили. Этого добра скакало в округе на сто лет вперед ежедневного питания. Джейн попробовала пожарить лягушатину на костре, и тоже вышло неплохо.

Когда стало понятно, что наводнения ждать не стоит, Джейн с дочкой спустились в свой дом. Первое, что почувствовала она после месяца проживания на вершине горы, это болотный запах, исходящий от позеленевшей воды залива. И еще она заметила пузыри поднимающиеся над водой. Джейн догадалась, что насыщенная органикой вода не может остаться без внимания микробов. Стоячая вода залива прогревалась лучше проточной, провоцируя рост микробов. Как ученый, девушка понимала, что дом их через год или два придется переносить на обратную сторону горы, потому что воздух в заливе станет чересчур насыщен метаном и сероводородом.

В середине лета Анна произнесла первое слово, и это было ее собственное имя. Его она слышала чаще других и невольно выучила первым. Джейн от чувств, прижала дочку к себе и расплакалась. Ей хотелось разделить эту родительскую радость с Игорем. После первого слова Анну прорвало. Она с каждым днем становилась все говорливее и, кажется, ей самой это доставляло огромное удовольствие. Джейн не переставала исследовать свалку и как-то раз нашла сильно размокшую детскую книжку с яркими иллюстрациями. Осторожно высушила ее, подшила переплет нитками и читала по вечерам с дочкой перед открытой печкой, представляя себя перед камином.

Получалось забавно, потому что Джейн разговаривала с Анной почти все время на английском, а книжка была на русском. Джейн старалась передавать эмоции, сильно коверкая русские слова, местами не понимая, о чем идет речь. Для Анны это не играло ровно никакого значения. Она ждала каждый, когда мать сядет перед трепыхающимся пламенем лучины и начнет, играя голосом, читать книгу. Джейн иногда отвлекалась от книги, чтобы посмотреть на реакцию дочери. В ее любопытных распахнутых глазах мерцали отблески живого огня. Дочь слушала мать и смотрела на нее с искренним интересом. Джейн в такие минуты понимала, что она для Анны целый мир, который дочь любит безусловно, и в который беззаветно верит.