Страница 95 из 99
Атэхэйлн нетерпеливо посмотрел на часы. Нора должна была объявиться несколько часов назад, но до сих пор даже не позвонила. В последнее время девчонка совсем отбилась от рук. Привыкла, что он теперь жалок и беспомощен, и ничего не может с ней сделать, как бы ни хотел.
Пожалуй, он и сам виноват – позволил ей заметить, что его тоже можно задеть словами, дал возможность язвить и потешаться.
Самое мучительное было в том, что иногда ему казалось, будто он всё же сумел призвать в Нору некую часть его Ноирин. Он зря понадеялся, что это поможет возродить колдунью, зря не захотел поверить, что хаос не выпускает обратно тех, кто в нём растворился.
Возможно, если бы он понял это сразу, то смог бы заметить хотя бы этот отголосок и взрастил себе новую Ноирин. Воспитал бы так, как нужно ему. Но дочь, остававшаяся всего лишь человеком, его совсем не интересовала. Опыт не удался, и он забыл о ней на долгие годы, пока она сама вдруг не вступила в игру, призванную его уничтожить.
Теперь уже было поздно об этом думать. Пусть в девчонке по-прежнему живёт напоминание, он не станет её прощать. Она тоже оказалась предательницей. Ещё худшей предательницей, чем Ноирин. Она согласилась на его смерть. Не просто согласилась – ждала её!
Атэхэйлн нахмурился, раздумывая о том, что дочь тоже заслуживает гибели. Она и сама это знает, раз потребовала от него клятвы не вредить. Бывший колдун усмехнулся, с пренебрежением думая о наивности новообращённой ведьмы. Она ещё безоглядно верит словам, не догадываясь, что любое обещание можно обойти. Например, заключить соглашение ещё с кем-нибудь, в обмен на требуемую услугу натравив того на глупую проныру. Это Абуксигун может не опасаться подобного, зная, что с ним никто не станет связываться без личной вражды, а разобраться с девчонкой, у которой ещё нет ни знаний, ни знакомств, не составит особого труда.
Но это всё потом. На самом деле он ещё даже не уверен, что захочет возиться. Сейчас главное – вернуть прежнюю жизнь, вернуть могущество! А дочь, как назло, где-то пропадает…
- Где твоя сестра? – резко спросил он, заслышав в коридоре шаги Глеба.
- Не знаю. Обещала после шести зайти, - напомнил Глеб, вызвав у бывшего колдуна приступ раздражения – можно подумать, он сам этого не знает!
- Так позвони и узнай! – приказал Атэхэйлн.
Сын послушался – то ли по давней привычке, то ли не желая спорить по такому незначительному поводу.
- Телефон выключен, - доложил он вскоре.
Атэхэйлн помрачнел, чувствуя, как злость на безалаберную дочь сменяется неприятным беспокойством. Какой бы ни была Нора, она до сих пор серьёзно относилась к взятым на себя обязательствам и прилежно отчитывалась о том, как идут дела. И всегда приходила, когда обещала.
Сейчас она задерживалась уже почти на два часа, и бывшего колдуна всё больше охватывало тяжёлое предчувствие. Он неплохо знал Мэйэру и понимал, что если девчонка вдруг попалась, то рассчитывать ей не на что.
Он ещё попытался себя успокоить, убедить, что волноваться ещё рано, но в глубине души уже рождалось беспощадное понимание происходящего. Если дочь сейчас пропадёт, то ему больше никто не поможет. Он навечно останется бессильным. Будет проживать бессмысленные пустые жизни, постоянно вспоминая о былом могуществе.
Нет смысла надеяться, что кто-то из колдунов захочет и решится выступить против другого только ради того, чтобы помочь ему. Глупо даже надеяться, что кто-то вообще станет его слушать.
Где-то на краю сознания промелькнула мысль, что это месть Ноирин. Он сам так долго и упорно звал её, что наконец пробудил некий бездумный отголосок, оставшийся от её растаявшей сути, и теперь она получила возможность отомстить, обрекая его на бесконечную тоску.
Он слышал, как Глеб расхаживает по квартире, видимо, беспокоясь за сестру. Ещё один его ребёнок, который тоже выбрал сторону другого. Не просто другого – давнего врага, источник всех его несчастий. Глеб до сих пор думает, что отец не подозревает о его участии в своих бедах и вообще об осведомлённости о тайной стороне их с Норой жизни. Почему-то Атэхэйлн не торопился его разубеждать, хотя в другое время не преминул бы изничтожить хотя бы словесно, навсегда показывая его место.
Бывший колдун полагал, что всего лишь не считает сына хоть сколько-нибудь значимым, достойным внимания, поэтому терпеливо сносит его присутствие. Ему совсем не хотелось себе признаваться, что новая, незнакомая ему жизнь, на которую его обрекли, ошеломляла его, заставляя чувствовать непривычное, отвратительное смятение.
Он боялся остаться один. Боялся, что без своей мощи не сможет совладать с жизнью, сделать её хоть сколько-нибудь сносной. Да и не хотел – получать что-то с помощью колдовской силы всегда было радостно и просто, но мысль о том, что придётся стараться, используя только слабые человеческие способности, вовсе не вызывала энтузиазма. И сын, который после всего совершённого почему-то не бросил его, оказался как нельзя кстати.
Глеб по-прежнему не спорил с ним и не возражал, продолжая следовать установленному ещё в детстве порядку. Атэхэйлн зачастую срывался, злился и кричал, однако тот стойко сохранял терпение. Бывший колдун удовлетворённо улыбнулся, испытывая отголоски былого тщеславия, радости от того, что на него смотрят с почтительностью и трепетом.