Страница 54 из 73
— Я думала, моё чудовище большое… но это…
— Чудовище?
— «Тахо», ты с ним знаком лично, — вспоминая первый снег.
— А-а-а… у нас дорога там такая, что мне чудовище необходимо, а вот зачем тебе «Тахо»?
Наташа сама себе много раз задавала этот вопрос, зачем ей, проживающей практически в центре города, этот огромный автомобиль. Она боялась управлять им, не любила многочасовые пробки и если была какая-нибудь возможность не ехать на машине, она игнорировала авто и добиралась своим ходом или на такси. Ответ на него был очевиден, как очевидно было и то, что она не станет отвечать Мише.
— Нравится, — слишком беспечно.
— О, если женщине нравится… — в ответ, также слишком беспечно.
— Куда мы всё же едем, — чтобы перебить неловкую паузу, — дороги всё меньше, а леса всё больше… где ты проводишь выходные?
— Увидишь. У приятеля, он тут что-то вроде лесника, у него домик… охота, рыбалка.
— Охота? — Наташа сознательно проигнорировала слово «рыбалка». Она ненавидела реки, озера, ненавидела всё, что связано с водой или рыбой, пожалуй, только вода в водопроводном кране не заставляла её скулы судорожно сжиматься, — не жалко зверюшек убивать?
— Жалко, поэтому я рыбалку больше люблю… рыбу вроде и не жалко… у Егорыча знаешь какая рыбалка? Река совсем рядом, рыбы, хоть руками лови, места знать надо.
Миша говорил и говорил о снастях, о клёве, а Наташа смотрела в лобовое стекло и старалась не слушать, не слышать, потому что слышала в это время совсем другой голос: « Натик-Бантик, почему ты такая сердитая? Я же скоро вернусь, правда. Привезу тебе рыбки, сделаешь в духовке, как в прошлый раз. Вкусненько было. Я люблю тебя, мой ненаглядный Натик-Бантик». Тогда она так и не приготовила рыбку в духовке и больше не готовила никогда. Однажды Толик предложил завезти «огромного леща», но увидев глаза Наташи, быстро перевёл разговор.
Резкий звук тормозов, хруст ABS — и Наташа практически упала на торпеду. Её остановила мужская рука, которая не только придержала, но и немного вдавила женщину в сиденье.
Рыба. Сети. Спиннинги. Мормышки — глупейшее слово. Кто-то гибнет за металл, а кто-то за полкило сраной рыбы, словно её нельзя купить в магазине, словно на дворе сорок первый год, разруха и голод, словно поймать щуку больше, чем в прошлый раз — важно. Важнее жизни.
— Наталь? — Наташа сидела на своём месте, тогда как Миша открыл дверь машины с её стороны и стоял рядом, так странно, — иди сюда, — поднял женщину, как будто она ничего не весила, и прижал к себе, — прости меня, прости, — с волос слетела заколка, — прости меня, — Наташино тело было напряжено, натянуто, скованно, — ну же, девочка, ответь мне, — чьи-то губы целовали, — ответь, — чьи-то руки перебирали волосы, — давай, — кто-то сильно вдавливал тело Наташи в мужское, — Наташенька, давай, моя хорошая… ну же… девочка, прости меня, я забыл, не подумал, скажи мне, скажи, — губы продолжали целовать, немного по-другому, руки прижимали более властно, — вернись ко мне, девочка.
Наташина кофта упала, тогда как чьи-то губы целовали её грудь.
— Хорошая моя, славная.
Наташа видела верхушки деревьев и ярко-синее небо, понимала, что лежит на чём-то, что чьи-то руки проводят по внутренней стороне бёдер, и она приподняла свои, чтобы помочь снять с себя белье, двигалась в такт рукам, губам, бедрам, слышала:
— Мне жаль, — и отчётливо понимала, что она в лесу, где-то на окраине мира, с офицером из дальнего гарнизона, чьи глаза сейчас внимательно смотрят в её. Рука женщины скользнула между телами, нашла то, что ей сейчас нужно, и Наталья ещё раз ясно услышала:
— Мне жаль.
— Чего? — словно это имело значение, когда направляемая рукой женщины одна плоть скользила по другой — дразня, обещая, предвкушая.