Бантик, или Такая женщина

Быстро прошмыгнув в ванную комнату, даже не глядя на часы было ясно, что ночь, Наташа привела себя в порядок после сна и дороги. Тщательно. Знакомый запах лосьона для тела приносил некоторое успокоение в незнакомой обстановке, а движение рук по внутренней стороне бёдер будило желание, но, сидя на краю ванны, смотря на свои ступни, разглядывая придирчивым взглядом педикюр, шрам под коленкой, две родинки рядом с кружевом, Наташа испытывала нервозность, от которой хотелось избавиться. Это был первый раз, когда она осталась один на один со своими мыслями, страхами, своей неуверенностью. И ей не удавалось переключиться, прогнать это из головы.

После новости о происшедшем пятнадцать лет назад, всё закрутилось слишком быстро. Вернее, сама Наташа завертела барабан «Поля чудес» и сейчас в ужасе смотрела, как он замедляет ход. И не было никаких шансов, что остановится он на призе, скорей уж на зеро… Она не позволяла себе думать, прогоняла навязчивые мысли, уехала от этих мыслей, пересекла страну, но они её нагнали и были тут, в чужой для неё ванной комнате, пока владелец этой комнаты спал… Наташа проснулась одна, во всей квартире не было света, и только записка «Разбуди меня сразу» говорила о том, что в ней есть ещё живое существо, помимо растерявшейся женщины.

Наташа никогда не сомневалась в любви Пашки, никогда не сомневалась в своей привлекательности для него как женщины. Возможно, она не была самой красивой или яркой, возможно, мужчины не бросали на неё заинтересованные взгляды, всё это не имело значения для Наташи. Пашка её любил. Но что-то привело его в ту ночь в одну постель с яркой Марго? Возможно ли, что внешняя непривлекательность Наташи толкнула мужа? Или дело вовсе не в выпитом алкоголе… а в ней?

Женщина признавала, что её мысли глупы, мелочны даже, она мыслила категориями обиженной восьмиклассницы, но была не властна над собой… Ей просто нужно было время, чтобы успокоиться, поэтому она продолжала изучать педикюр, шрам под коленкой и две родинки у кружева.

И не сразу заметила, что не одна в помещении, Миша стоял в лёгких пижамных брюках и так же внимательно изучал шрам и родинки.

— Ты невероятно смелая женщина.

— Разве? — сидя тут, на краю ванны, отгоняя неуверенность и даже страх, она не казалось себе храброй, Наташа никогда не была такой.

— Приехать через всю страну к мужчине, будучи неуверенной в своей привлекательности, нужно иметь мужество…

— Или глупость… и я уверена, — глядя на педикюр, всё же на мизинец немного криво нанесли покрытие, — в привлекательности, — тихо.

— И где же она?

— Кто?

— Та женщина, которую я знаю? Та смелая, сексуальная и даже безбашенная женщина?

Он не стал нагибаться, чтобы поцеловать, он просто поднял её, прижав к своему горячему телу, держа одной рукой за поясницу, другой забираясь под кружевные трусики. Она задохнулась от такой близости. Поцелуй не был нежным, дыхание становилось судорожным, когда он просто сказал: «Всё, хватит», — и отнёс женщину в постель, по пути всё же сняв с неё злосчастное кружево, которое, судя по чертыханию в её шею, нервировало Мишу.

Где-то между поцелуями, блуждающими руками, прикушенными губами он вдруг остановился, словно вспомнив что-то.

— Нет, подожди, я же должен тебя накормить.

— Должен, я бы сказала, обязан, — рукой ныряя в брюки, дёрнув предварительно шнурок на резинке, — о-о-о-о, — рукой по горячей коже, захватывая в руку, поглаживая, слегка сдавливая, потом отпустив, проведя по венке, по головке, — должен.

Оказавшись сверху, захватив коленками бедра мужчины, она медленно, очень медленно, насаживалась сверху, игнорируя явное нетерпение Миши, которое он едва сдерживал. Сделав два качка бёдрами на полную длину, прикусив губу, потерявшись в своих ощущениях, она услышала:

— Ну, привет, — в губы, с улыбкой.

— Привет…

Он позволил Наташе взять инициативу в свои руки, устанавливать ритм, подстраивая свои желания под её. Пока она не потерялась в собственном оргазме, и тогда он полностью завладел ситуацией, врезаясь почти агрессивно в практически безвольное тело, когда, словно в забытьи, Наташе казалось, что она уже больше не может, не может выносить этот напор, поток страсти, который обрушился на неё — абсолютно не готовую морально и эмоционально. Но с каждым толчком, с каждым вздохом, всхлипом, с каждым «давай, девочка», мысли Наташи очищались, неуверенность выходила вместе с нечаянной слезой, нервозность исчезала, погребённая под мужским телом.

— Я больше не могу… не могу, кончай…

— Вместе с тобой.

— Я не могу…

Чем-то хищным сверкнули глаза Миши:

— Можешь.