Страница 37 из 82
В самый разгар послеобеденного отдыха дежурный капрал растормошил сонного Вонзиля, потомка буров, бывшего южноафриканского парашютиста с многочисленными шрамами на бритой голове.
— Давай-ка, подмети коридор, пока никто не шастает.
Глаза белого африканца вылезли из орбит:
— Капрал, у нас вон негр есть — кивнул он в направлении кушетки, где ночевал «сэр Мортимер» — черный, как ботинок Вонзиля, верноподданный ее Величества английской королевы. — Ему и скажи, он подметет.
Вонзиль, как и Сергей, был результатом своей системы и своей эпохи. Системы со своими традициями и понятиями, которые он впитал с молоком матери и которые ему привили с детства. Именно поэтому ему было дико и непонятно поведение капрала-бельгийца.
Бельгиец тоже с детства рос в окружении чернокожих, только в его стране ни детские сады, ни школы, ни автобусы и ни заведения не были поделены для белых и черных. И о «Декларации белого человека» никто понятия не имел. Хотя в его родном пригороде Брюссела людей с темной кожей не меньше, чем в Йоханнесбурге. Для него не было ничего ненормального в том, что белый человек будет махать веником в то время, когда черный преспокойно дрыхнет на боку. Как там в Кодексе Чести Легионера? — Твой брат по оружию! Слышал?! — Брат! Вне зависимости от расы... На этом его рассуждения заканчивались.
— Заткнись! Я тебе сказал, взять и промести! Вопросы? Вопрос нет!? Выполняй!
Кипящий от негодования, бордовый от унижения Вонзиль со щеткой в руках вышел в коридор. К шуму корабельных дизелей добавилась отборная брань Вонзиля, который матерился, не переставая.
Из всей нескончаемой тирады Сергей различал только слово «фак!». «Фак, фак», — повторялось довольно часто.
Наверное, Вонзиль был счастлив, что никто из его прошлой жизни не был свидетелем этой сцены.
Несколько месяцев спустя, как-то зайдя в его комнату, Сергей обнаружил Вонзиля на койке, согнувшегося пополам. В его синих глазах стояли слезы.
— Что случилось, юноша? — обратился к нему встревоженный Сергей.
— Долбанные черные украли мою страну (Нельсон Мандела стал президентом Южной Африки, и система апартеида перестала существовать). Не имея больше сил сдерживаться, он зарыдал:
— Я им просто так это не оставлю...
Два мира, из которых вышли родом Вонзиль и Сергей, прекратили свое существование независимо друг от друга.
На утреннюю проверку белый африканец не вышел...
После нескольких дней болтания в море десантный корабль ткнулся мордой в песок, выплевывая на землю неусвоенные чужеродные тела. Пошел десант!
Преодолев нахрапом сотню метров пляжа, пехота ворвалась в еще спящий город. Мирный сон был разорвал очередями и взрывами учебных гранат.
Открывающие ставни жители с любопытством глазели на бегающих мокрых, с закамуфлированными лицами солдат. Довольно быстро улицы заполнились зеваками. Повсюду сновала детвора, норовя попасть под колеса бронетранспортеров. А горожане не стеснялись высказывать мысли вслух пробегающим мимо бойцам.
— Военный переворот? Нет? А-а, жаль...
— Это кино? Кино снимают? А камера где?
— Вы бы лучше вон арабские кварталы штурмовали... Пригодится...
Здесь не расстреливали пехоту в упор и не рвали минами на куски. А зажатые в тесных улицах бронетранспортеры не горели...
Во второй половине дня город был полностью в руках наступающих. Тяжело в ученьи? Легко в бою?
19
Волны бились о камни, разлетаясь на искристые брызги, как хрусталь об асфальт.
Сергей лежал на теплых камнях с закрытыми глазами, отдаваясь морскому ветру и солнечным лучам. Тело, отдохнувшее за десять дней, было невесомым.
— Что еще нужно для полного счастья?
— Лето, солнце, лазурное море и впереди еще целых четыре дня отпуска!
Вырвавшись из лабиринта памяти, воспоминания захватили сознание, устроив абсурдное представление.
— Это же сколько времени прошло? Скоро год? Неужели только год? А будто целая жизнь прошла, и то, что было до легиона, казалось настолько далеким...
— А, может, ничего и не было? Так, бред — галлюцинации? А, может, наоборот? Этот пейзаж с замком Иф — результат больного воображения? Открою глаза — и окажусь среди зимы, в учебно-тренировочном центре, в прокопченной палатке, где от запаха мокрых портянок режет глаза?! А тепло вовсе не тепло, а крайняя степень охлаждения, потому что кто-то опять проспал свою очередь по отоплению, печь погасла, и в палатке стоит минусовая температура?
Нет уж, фиг! Полежу пока так, потом разберемся: где — явь, где — бред!
Это был их самый первый отпуск. Не скопив за это время ни копейки, потому что на зарплату рядового легионера-первогодка особенно не развернешься. К тому же пришлось покупать половину снаряжения на свои... либо умереть в том, что выдали. В общем, за неимением другой альтернативы пацаны выбрали Мальмуск.
Истоптав в первые дни все ноги о тротуары Марселя и потратив последние деньги, хлопцы довольствовались южным солнцем, водными процедурами и казенным питанием. Что было, в общем-то, не так уж плохо.
Единственным недостатком их отдыха было отсутствие контакта с прекрасной половиной. Финансовые трудности и языковой барьер были тому причиной.
В один из первых вечеров троица из Сергея, Славы и Василия решила не ждать, распивая белую в военном доме отдыха, закрытом для посторонних, когда блондинка 182—90—60—90 войдет в комнату и бросится на шею со словами: «Я ваша навеки!», — а взяв мотор, попросили таксиста отвезти их на ближайшую дискотеку. Недолго поколесив по вечернему городу, машина замерла у залитых огнями дверей ночного клуба. Доносившаяся из-за дверей музыка подхлестывала и возбуждала. Быстро расплатившись с водителем, троица замерла у дверей. Звонок... еще... еще... После продолжительного ожидания дверь отворилась. В проеме показался негр таких же размеров, как сама дверь. Зубы и глазные белки неестественно белели в неоновом свете коридора.