Страница 2 из 17
Моё детство можно назвать счастливым. Я выросла в дружной семье: мои родители, как мне тогда казалось, любили друг друга и баловали меня. Мне позволяли всё или почти всё в разумных пределах. Моя жизнь не была насыщена запретами вроде «не ходи туда» и «не делай этого», и я никогда не испытывала страха перед наказанием. Дома было весело и моим друзьям нравилось приходить ко мне в гости.
Я родилась и выросла в Москве. Мы жили на седьмом этаже старинного дома по Новодевичьему проезду. Из окон нашей четырёхкомнатной квартиры открывался вид на Новодевичий монастырь и пруд.
Моя мама – известная пианистка: ей я обязана пониманием чудесного мира классической музыки. Моё детство прошло под мелодии замечательных композиторов: Баха и Бетховена, Чайковского и Шопена; мне повезло, я могла слушать их часами, когда мама готовилась к концертам. Огромный чёрный рояль стоял в просторной гостиной, и я любила, устроившись в кресле, наблюдать, как мамины изящные руки порхают над клавишами, унося меня в мир грез, где я была самой лучшей, самой смелой и самой красивой.
Профессию отца я назвала бы экзотической. Ученый-зоолог он не вылезал из командировок, изучая мир диких животных. Когда он был в отъезде, я ужасно скучала по нему и с нетерпением ожидала его рассказов.
Мои родители были абсолютно разными, как внешне, так и внутренне. Мама предпочитала классический стиль в одежде и строгую прическу, отец всегда и всюду ходил в джинсах, а его кудрявые волосы в беспорядке падали на плечи, нуждаясь то в стрижке, то в обычном гребне. Одна обожала «выходы в свет», другой предпочитал пикники на природе с друзьями.
Папа относился к маме, как к королеве, и это, конечно, ей льстило. Да и держалась она, как важная особа, начиная от поворота головы и царственной осанки до полного нежелания обременять себя хозяйственными делами. Когда папа уезжал - а он был прекрасным кулинаром - к нам приходила соседка, которая готовила и убирала. Я не любила её стряпню, поэтому рано начала экспериментировать у плиты сама. А мама, сидя на табурете с прямой спиной и легкой улыбкой, ела мои подгоревшие – я все время «висела» на телефоне, - и слишком острые, приправленные папины экзотическими специями, - кулинарные художества. Надо отдать маме должное: она ни разу не скривилась и всегда хвалила меня.
Отец считал меня способной, был уверен, что меня ждёт прекрасное будущее и всячески поддерживал мою самостоятельность. Он учил меня думать, искать нестандартные решения. Мы вместе занимались спортом, плавали, он научил меня водить машину и мотоцикл. Отец всегда говорил, что трудно предугадать, какие навыки и умения пригодятся в жизни, поэтому призывал меня учиться всему. Он и сам постоянно что-то изучал, читал, посещал всевозможные лекции и выписывал множество журналов. Папа говорил и читал на пяти языках, четыре из которых выучил самостоятельно. Я с раннего детства занималась в различных кружках и студиях: фигурное катание, бальные танцы, курсы скорочтения и французского языка. Так что моя жизнь была интересной и насыщенной.
Мне нравился сам процесс борьбы. Самоутвердиться перед контролёром за безбилетный проезд, поскольку я опаздываю в школу. Приходить на занятия, когда уже проверили урок, и что-нибудь соврать. Учителя настолько привыкли, что к зависти одноклассников, лишь кивали в ответ на моё «здравствуйте!» и позволяли сесть на место.
Во дворе у нас была замечательная компания: пять девочек и трое мальчишек, так что при первой возможности я убегала гулять.
Позже, лет в четырнадцать-пятнадцать, мы начали играть в «любовь». Ольга, моя лучшая подружка, и я гордо отправлялись на прогулку, где нас поджидали те же мальчики, с которыми мы пару лет назад играли в казаки-разбойники, а также их старшие братья. С кем только я не крутила романы, отвергая одноклассников, предпочитала встречаться с теми, кто уже закончил школу. Какое удовольствие мне доставляло мучить поклонников: ставить на колени за малейшую провинность и расстраивать из-за пустяков. Особенно мне нравился момент расставания. Я надевала красивое платье, делала взрослую причёску и макияж, и когда мой кавалер, говорил, что я особенно великолепна, объявляла, что это наш последний вечер. Конечно поклонник, ошарашенный от моей жестокости - бедняга вообразил, что я разоделась ради того, чтобы ему понравиться - умолял не покидать его, но я, входя в роль, гордо покидала его, предвкушая огромное удовольствие от того, что расскажу об этом подружкам и услышу завистливое: «Ты меняешь парней, как перчатки».
В тот день – по-весеннему тёплый и солнечный - я медленно возвращалась домой из школы. От нехорошего предчувствия сердце тоскливо сжималось. В кустах весело чирикали живые взъерошенные воробьи, на асфальте перед домом две девочки в белых гольфах прыгали в классики. Пожалев о том, что выросла из детских забав, я поднялась пешком на седьмой этаж и нажала кнопку звонка. Дверь открыла мама. Против обыкновения, она встретила меня без улыбки, словно чужую.
- Ты как раз вовремя, - сказала она, не глядя мне в глаза, - нам нужно поговорить.
Бросив в угол школьную потрепанную сумку, я прошлепала босиком за ней на кухню. На своём месте у окна сидел папа, показавшийся мне непривычно грустным.
- Привет! – я чмокнула его в щеку.
- Мама должна тебе кое-что рассказать, а я пройдусь, чтобы вам не мешать, - быстро сказал он, тоже пряча глаза.
Я опустилась на краешек стула.
- Тебе не нужно уходить, - сказала мама. – Вика уже взрослая и будет лучше, если мы вместе всё обсудим.