Страница 5 из 304
Вечером девушка, присматривающая за Сонечкой, привела её в покои Анны Михайловны.
- Подойди дитя, - ласково улыбнулась madame Берсенёва.
Подойдя к бабушке, Софья присела на низкую банкетку подле её кресла.
- Софи, завтра твой дедушка увезёт тебя в Завадное. Отныне тебе предстоит жить там.
Софья распахнула свои серо-голубые глаза, недоверчиво глядя на пожилую женщину. Она бывала в Завадном пару раз вместе с матерью, но тогда она была очень мала и почти ничего не запомнила из тех визитов. Знала только, что там живёт её обожаемый oncle (дядюшка) Дмитрий Петрович, частенько бывавший у них до тех пор, пока маменька не уехала, что у неё есть двоюродные брат и сестра, которых она и вовсе не помнила.
- А маменька тоже живет в Завадном? – поинтересовалась девочка.
Анна Михайловна тяжело вздохнула. Не было сил сказать внучке о том, что её матери более нет в живых. «Бог мой, как же я была слепа в своем желании во чтобы то ни стало исполнить последнюю волю сына, - прикрыла глаза пожилая женщина. - Кто же знал, что дочь никогда более не увидит своей матери? Кто же знал, что в детской памяти до сих пор бережно хранится образ той?»
- Нет, дитя. Маменьки твоей нет в Завадном. Дедушка расскажет тебе обо всём, - малодушно переложила она сию нелёгкую ношу на плечи графа.
Дедушку своего Сонечка видела редко и оттого почти совсем не помнила его. Утром её разбудили рано, накормили завтраком и спешно одели, потому как граф Завадский уже дожидался внучку в малом салоне, ведя непринуждённую беседу с её бабкой по отцу.
- Bonjour, monsieur (Доброе утро, сударь), - присела в книксене девочка.
Маленький ангел: мягкие локоны светло-русого цвета обрамляли по-детски пухлое личико, голубые глаза смотрели внимательно и настороженно. «Как же она на мать свою похожа», - вздохнул граф. Не желая затягивать прощание, Анна Михайловна торопливо перекрестила внучку и вложила в маленькую ладошку медальон. Глядя вслед девочке, madame Берсенёва не могла сдержать слёз. Зажав кулачок, Сонечка прошла к экипажу, позволила лакею поднять её на подножку и, в последний раз оглянувшись на отчий дом, скрылась внутри. Медальон жёг ладонь, не терпелось открыть его. Открыв крышку, Софья осторожно провела пальчиком по двум миниатюрным портретам внутри. Ранее медальон этот принадлежал её матери, Елена пожелала оставить его дочери, но только после её смерти Анна Михайловна решилась отдать тот внучке.
Сидя напротив деда в большом экипаже, Софья осторожно из-под ресниц рассматривала пожилого человека. Граф пугал её. Девочке казалось, что он отчего-то сердит на неё, потому что хмурит густые седые брови, да и губы его были сжаты в одну линию, словно он чем-то недоволен. Руки графа, затянутые в тонкие лайковые перчатки, покоились поверх серебряного набалдашника трости из тёмного дерева. Казалось, он задремал от мерного покачивания экипажа, что всё дальше и дальше увозил их от столицы, от той жизни, к которой привыкла Софья.
Сначала в её жизни не стало papa (отец), потом maman (мать) оставила её, и вот теперь grand-mère отказалась от неё, отправив вместе с этим угрюмым человеком подальше от себя. Сложив руки на коленях, как и полагалось благовоспитанной барышне, Соня прикрыла глаза, чтобы удержать слёзы, что тотчас навернулись на глаза, стоило ей только подумать о своей grand-mère. «Почему она отослала меня от себя?» - девочка закусила губу, но предательская слезинка всё же выкатилась из-под плотно сомкнутых ресниц.
- Ну-ну, Софья Михайловна, - раздался над ухом тихий голос, - полно сырость разводить.
Вздрогнув, девочка открыла глаза, встретившись взглядом с тёмно-карими глазами деда.
- Pardo
- Не плач, ангел мой, - улыбнулся Пётр Гаврилович. – Никто тебя не обидит более. Всё у нас с тобой отныне будет хорошо.
- А маменька с папенькой вернутся? – с надеждой в голосе спросила Софья.
Граф помрачнел, задумался, подбирая слова для ответа:
- Увы, мой ангел, Господь забрал их к себе, но они всегда будут рядом с тобой, всегда будут сверху приглядывать за тобой.
Сонечка не поняла смысла его слов, но мысль о том, что родители где-то рядом, хотя она и не может их увидеть по каким-то непонятным ей причинам, была ей приятна. Дорога убаюкала её. Свернувшись калачиком на широком сидении, девочка задремала. Скинув с плеч дорожный плащ, граф аккуратно накрыл внучку, стараясь не потревожить чуткий сон. Софья проспала почти всю дорогу, проснулась она только тогда, когда карета остановилась во дворе большой усадьбы. Заржали лошади, которых выпрягали из упряжи и отводили в стойло, чьи-то сильные руки подхватили её и вытащили из экипажа. Рассмотрев в свете факелов лицо того, кто держал её на руках, Софья радостно улыбнулась и обхватила руками сильную шею мужчины, спрятав лицо на его плече. «Как ты выросла, ma petite nièce (моя маленькая племянница)», - услышала она и только крепче сжала ручонки, боясь, что её обожаемый oncle исчезнет, стоит ей только открыть глаза.
Софья привыкла к его визитам, пока жила вместе с матерью в столице, и всегда ждала их с нетерпением, зная, что дядюшка непременно привезёт ей что-нибудь в подарок. Иногда это были сладости из кондитерской лавки, иногда игрушки. Лишь в последний год, после того как уехала маменька, он приезжал всего лишь раз. Она как-то спросила бабушку: отчего Дмитрий Петрович перестал навещать их, но та не ответила и перевела разговор на другую тему.