Страница 3 из 304
- Это все ложь, - нервно переплетя тонкие пальцы, быстро заговорила Елена, перебивая свою belle-mère. – Я готова на чём угодно поклясться, что всё, что говорят обо мне одна сплошная ложь.
- Assez! Taire! (Довольно! Замолчите!), - оборвала её Анна Михайловна. – Довольно лжи, милочка! Вы уедете, как того хотел мой сын!
- Madame, позвольте мне забрать Софи, - обратилась к ней Елена.
- Неужели вы думаете, что я позволю особе, которая попрала честь семьи, блуднице, по вине которой погиб мой сын воспитывать единственное дитя Мишеля? Вон! Вон отсюда! Сегодня же! – не сдержавшись, крикнула Анна Михайловна, указав рукой на дверь.
- Вы были против нашего брака с Мишелем, - тихо заговорила Элен. - Вы всегда хотели, чтобы он отослал меня от себя, Madame.
Лицо Анны Михайловны пошло красными пятнами, она открыла рот, чтобы поставить на место сноху, но не смогла произнести ни слова. Нечего было возразить. Да она была против этого брака, ибо другую прочила в жены единственному сыну. Но Михаил не стал слушать мать и поступил так, как счёл нужным, введя в дом ту, что пришлась не по нраву ей с первого взгляда. Грустно улыбнувшись, Елена покинула покои Анны Михайловны, направившись к себе. Она уедет, как того хотел Мишель, не пожелавший объясниться с ней, принявший на веру все те грязные толки, что пошли вкруг её имени в аккурат после Рождества, сразу, как только в столице возобновился светский сезон с его шумными балами и раутами. Уедет в Нежино, в самое отдалённое имение Берсенёвых, но непременно изыщет способ забрать Софью, ведь она единственная, что ей осталось от горячо любимого и ныне покойного супруга. Поднявшись в свои покои, Елена Петровна велела упаковать багаж и, присев за бобик, (имеется ввиду маленький столик для дамского будуара), положила перед собой чистый лист бумаги. Вздохнув, она принялась писать. Перо в её руке быстро выводило ровные аккуратные строки. Не став перечитывать написанное и дождавшись, когда высохнут чернила, Элен запечатала воском конверт и, вызвав лакея, велела тому передать послание Анне Михайловне, после того, как она уедет.
Наутро следующего дня Елена Петровна Берсенёва покинула Петербург, направившись в Тульскую губернию, в небольшую усадьбу Нежино, отданную когда-то её супругу за ней в приданое.
После смерти Михаила Васильевича минуло восемь месяцев. Всё это время его вдова регулярно писала своей belle-mère из Нежино, но ответов на свои письма не получала. Анна Михайловна приходившие от снохи письма бросала в камин, не читая. Лишь одно письмо, пришедшее от её отца, графа Завадского, madame Берсенёва удосужилась прочесть. Граф был краток: в своём послании он просил Анну Михайловну принять его с визитом по очень важному делу. Не посмев отказать в просьбе, madame Берсенёва ответила, что согласна принять его сиятельство, но не может обещать, что встреча их завершится к обоюдному согласию, ибо догадывается, что за дело послужило поводом к ней.
Октябрьский вечер выдался холодным и промозглым. С неба сыпало мелким дождём. Редкие прохожие, зябко кутаясь в тёплые одежды, старались держаться ближе к стенам домов, чтобы укрыться от холодного ветра с реки. Мойка лениво несла свои грязные мутные воды в Неву. На её набережной, около фамильного особняка Берсенёвых остановился экипаж, запряжённый великолепной четвёркой серых в яблоках рысаков. Соскочивший с запяток кареты лакей, торопливо распахнул дверцу, помогая ступить на мостовую пожилому господину в пышном парике и старомодном камзоле цвета бордо, обшитом золотыми галунами.
Тяжело опираясь на трость, граф с трудом одолел несколько ступеней перед парадным. Он только поднял свою трость, намереваясь постучать ею в двери, как дворецкий, всё утро не спускавший глаз с улицы в ожидании гостя, опережая его, выбежал навстречу и склонился в низком поклоне:
- Прошу вас, ваше сиятельство, - распахнул он дверь перед поздним гостем.
Не удостоив слугу даже взглядом, Завадский прошёл в полутёмный вестибюль.
- Барыне доложи, - обернулся к семенящему за ним следом дворецкому.
- Пётр Гаврилович, так ждут они вас, с самого утра ждут. Позвольте, провожу, - торопливо заговорил тот.
Ступая вслед за слугой по начищенному паркету, Завадский поморщился от того, что шаги его гулко отдавались в доме, погружённом в сонную тишину. В покоях Анны Михайловны было жарко натоплено, но, несмотря на это madame, сидя в кресле у самого камина, зябко куталась в шерстяную шаль.
Остановившись на пороге и обождав, когда глаза его привыкнут к полумраку, царившему в комнате, оттого, что горело лишь несколько свечей в канделябре, стоящем на каминной полке, Пётр Гаврилович вошёл. Анна Михайловна, спихнув на пол одну из болонок, что до того гладила у себя на коленях, поднялась с кресла.
- Пётр Гаврилович, - сухо кивнула madame Берсенёва долгожданному гостю, - как доехали?
- Спасибо, вполне сносно. Только вот у столицы дороги совсем развезло, - едва заметно улыбнулся граф Завадский.
- Вы писали мне, что у вас ко мне дело имеется срочное, - знаком предложив присесть, начала Анна Михайловна.
- Вот так сразу о делах, сударыня? – усмехнулся Пётр Гаврилович, оставшись стоять.
Анна Михайловна поджала губы в ответ на этот намёк по поводу её гостеприимства. Взяв со стола колокольчик, madame Берсенёва позвонила.