Страница 284 из 304
К вечеру в Вознесенское вернулся Менхель. Аарон Исаакович был страшно горд успехами, достигнутыми при восстановлении усадьбы в Рощино. Ему не терпелось рассказать обо всём Раневскому. Желание продемонстрировать собственные достижения было столь велико, что управляющий явился к Александру, даже не переменив дорожного платья.
Но заразить своим воодушевлением хозяина усадьбы ему не удалось. Раневский равнодушно выслушал его доклад. Было совершенно неясно, обрадовали ли Александра полученные вести или же не произвели на него никакого впечатления. Несколько стушевавшись под невозмутимым взглядом хозяина усадьбы, Аарон Исаакович продолжил заранее заготовленную речь, однако пыла в его тоне заметно поубавилось.
- На месте сгоревшего флигеля новый возвели, - продолжил он. – Замечательная, я вам скажу, постройка получилась. Вы бы сами съездили, взглянули, - подобострастно улыбнулся управляющий.
- Может, и съезжу, - равнодушно заметил Раневский. – Это всё Аарон Исаакович? – поинтересовался он.
- Я вот ещё о чём с вами говорить хотел, - замялся Менхель. – В прошлом месяце из Нежино Горин приезжал. Просил денег на ремонт усадьбы, но я без вашего позволения не осмелился. Всё-таки сумма немалая требуется.
- Неужели всё так плохо? – оживился Раневский.
- Признаться, сам я не был в имении, но, по словам Савелия Арсеньевича, дом находится в весьма плачевном состоянии, да и дворовые постройки нуждаются в ремонте. Ежели хотите знать моё мнение, то имение давно уже не приносит дохода, одни убытки от него. Продать бы его надобно, - предложил Менхель.
- По брачному контракту сие имение является собственностью моей супруги, - отозвался Раневский. – Только Софья Михайловна может принять решение о его продаже. Но поскольку супруга моя решила проживать в Нежино, о продаже и речи быть не может.
Александр, задумавшись, уставился невидящим взглядом в тёмное окно. Менхель обиженно пождал губы и заёрзал в кресле.
- Вот что, Аарон Исаакович, - повернулся к нему Раневский, - на будущей седмице я поеду в Рощино, погляжу на ваши труды.
Лицо управляющего просияло:
- Уверяю, вы довольны будете, Александр Сергеевич.
Александр улыбнулся краешком губ:
- Поглядим. Там видно будет, - отпустил он управляющего.
Едва за управляющим закрылась дверь, Раневский открыл ящик стола и вытащил письмо.
«Прошу извинить меня за то, что вынуждена обеспокоить Вас своей просьбой. Следуя Вашему пожеланию, я не стала обременять Вас своим присутствием в Рощино или Вознесенском и приняла решение поселиться в Нежино. Однако усадьба оказалась совершенно непригодной для проживания, дом нуждается в ремонте, на который у меня совершенно нет средств.
Вновь и вновь перечитывал он несколько строк. «Стало быть, письмо вовсе не предлог, - вздохнул Раневский, - и Софи действительно испытывает нужду в средствах».
Можно было только гадать, чего ей стоило обратиться к нему за помощью. Откинув голову на высокую спинку кресла, Александр прикрыл глаза: «Вот как? Вы так хорошо меня знаете, Alexandre?» - чуть вздёрнутая бровь, горящие гневным румянцем скулы. «…Да как вы смеете! Вы… вы, когда сами привезли за собой в Париж эту женщину!» - голос чуть дрожит, она едва не срывается на крик, а потом она ударила его по лицу и тотчас испугалась того, что сделала. Видимо, однажды полученный урок, оказался незабываемым.
«Никогда более не смей поднимать на меня руку!» - Раневский опустил голову на сложенные на столе руки. Пред мысленным взором предстала сцена, которую ему так хотелось забыть: Софья, растрёпанная у его ног, блестящие дорожки слёз на пухлых щеках, затравленный взгляд и след от его ладони на её бледном лице.
Пять лет он женат на ней. Пять долгих лет. Из пяти лишь год безмятежного счастья, обернувшегося в итоге иллюзией и обманом. Но обманом ли? Могла ли по собственной воле уехать с человеком, по вине которого едва не погиб единственный брат? Вспоминая всё, что рассказывал Мишель о той злополучной ночи, Раневский всё более мрачнел лицом.
«Чартинский явился к назначенному часу в разрушенную часовню на кладбище с пистолетом, коли не оказалось бы там Мари…», - Александр тряхнул головой. Вряд ли бы Чартинский оставил его в живых. Неужели могла хладнокровно заманить в ловушку, дабы навсегда избавиться от него? – «Вы пришли, Alexandre. Вы всё-таки пришли». Как голос её дрожал тогда. Не от того ли потеплело в груди, что пусть на мгновение, но показалось, что она рада этой встрече не меньше, чем он сам.