Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 75

- С тобой одни проблемы! Как можно так беззаботно к себе относиться? – и, хорошенько так выругавшись, неожиданно для самой Оли с силой прижал к стене. – Идиотка! 

- Такие как ты не смотрят на таких как я.

Музыкант еле сдержал себя, чтобы прямо вот здесь не сделать что-нибудь с этой рыжеволосой дурой. Он и раньше-то не славился спокойствием, но вот во время простуды ему запросто сносило крышу. Как сейчас, например. Он мало что любил в этом мире, но вот то, чего на дух не переносил, так это чертовых стандартов, которые так любит общество. Вот и откуда ей знать, на каких он там девушек заглядывается? Стандарты – это как экстрасенсы вокзальные – несут шаблонный бред, на который многие ведутся. И лишь единицы смотрят сквозь запотевшее стекло, пытаясь разглядеть истину. Лишь единицы знают, что в жизни может быть все: даже то, чего мы еще не видели. Слепые тоже многое не видят, но это ведь не означает, что этого нет. Их мир несколько иначе: лишаясь одного, они учатся видеть мир иначе. Видят его так, как никогда не увидеть его нам. Они чувствуют, как меняется мир, чувствуют, как ведут себя окружающие. Они знают нас настоящих, ведь не имея способа посмотреть в глаза – смотрят в душу. Каждый темный уголок, каждое сокрытое в тебе чувство, каждую боль, каждый миллиметр твоей сущности – все это никогда не утаить от них. Возможно именно они – истинные зрячие в этом мире. 

- Такие как я на таких западают, - и, проведя вдоль переносицы резко притихшей девчушки, решил, что пора заканчивать этот нелепый разговор: - у тебя горбинка вот тут. Капризная, значит. 

- Что? 

- Примета такая. 

«М, у меня левая пятка чешется, к деньгам ли это? А, может, беда вселенская надвигается на меня?» – хмыкнула Яло, складывая темные бусинки в коробку, которая появилась из неоткуда, будто бы подарок с небес. Ведь, убрав их, она вновь сможет спокойно танцевать. И, быть может, вновь увидит спасительный лучик света. 

«Маразм на тебя надвигается», - будто бы прочитал ее мысли Ярослав.

Хотя получалось и вправду странно: в Бога он не очень-то верил, а вот в приметы да в госпожу Судьбу – всегда пожалуйста. Не так, правда, что при каждом удобном случае по дереву стучал, да через плечо плевал, но все же. Любил он это дело, нравилось. Чем? И сам понять не мог. С детства как-то получилось.  

До сих пор носит на шее осколок нефрита – камня надежды. Камня жизни. Камень, который, как ему казалось – да и кажется до сих пор – спас ему жизнь. Кто знает, быть может, именно с тех самых времен он и ненавидел болеть – противно это, когда до костей пронзает боль прошлого, застревая комом внутри тебя, душит.

А еще Ярослав Вельф ненавидел, когда его вещи трогали, но сейчас почему-то был совершенно спокоен. Когда она изучающим взглядом прошлась по его комнате, когда бегло дотронулась до очередной статуэтки и когда принялась рассматривать то, на что обычно никто никогда не обращал внимания – на его личную коробку тайн. Небольшая и такая неприметная вещь черного цвета стояла в углу комнаты, и, казалось, никто никогда в жизни не посмотри на нее. 

- Что там?





Никогда в жизни не спросит, что там. Что же от всех вокруг прячет Ярослав. Какие осколки прошлого сокрыты там, в той самой неприметной коробке цвета бисера, который вот-вот будет собран в комнатке без света в душе Оли. 

- Ничего особенного.

А на самом же деле вещи в коробке – его жизнь за гранями настоящего. В этой коробке он сам – никому не нужный и когда-то брошенный. Осколки прошлого, из-за которых ему пришлось стать взрослым. Слишком рано он понял, что такое жизнь. Как-то уж больно быстро слетели розовые очки. Осколки тех дней, когда ему приходилось не просто выживать – он боролся за жизнь. Он боролся за то, чтобы когда-то она стала счастлива. Но что получил взамен? Что даровала ему жизнь за спасение от бездны? 

Но ведь теперь она счастлива, так?

- О, а это что? Рисунок крыльев? – оглядевшись, Оля заприметила рисунок крыльев в ярко-алой рамке. – Что, рисуешь иногда? 

- Это эскиз первой татуировки.

- У тебя есть тату крыльев? 

На секунду Ярославку показалась, что он увидел в ее глазах то, что давно искал  - блек первого снега. Настоящего. Это был тот самый снег, которого уже давно не хватало. Того самого волшебного снега, что сугробами когда-то лежал у него во дворе. Тогда, помнится, он впервые за долгое время вышел на улицу с улыбкой. Тогда-то он и ожил, а вместе с ним ожила и жизнь. А ведь говорят, что снег – это когда все замирает. Нет уж, снег – это снег, а солнце – это солнце. Люди рождаются и умирают в любой день и в любую погоду, а не потому, что зима наступила или листья падать начали. 

Он бы хотел родиться зимой: в канун Нового года, когда на каждом шагу гирлянды, когда в магазинах начинают продавать новогоднюю мишуру и когда мысли лишь о том, будет ли снег, что подарить, как отметить и, конечно же, где найти квартиру, чтобы как следует отметить наступающий год. С последним лично у гитариста проблем не было – стоило ему поступить в университет, как родители тут же подарили небольшую квартиру поблизости. Говорили, мол, легче добираться будет. А на деле же это стала последняя ступень перед тем, как они окончательно разошлись в разные стороны. Он ушел в музыку, а они – разъехались по разным городам.

- Покажи свои крылья, - попросила Оля.

«Покажи мне надежду» - кричал ее взгляд. И парень видел это. Он всегда видит то, на что многие не обращают внимания. Ярослав всегда видел то, что так старалась скрыть одна рыжеволосая особа с пончиком на голове.