Страница 38 из 65
Подмастерье краснодеревщика решил, что лучше всего не скрывать цели своего визита и ответил:
– Я бедный подмастерье из Майнца. Я иду, чтобы обрести богатство, не нужное мёртвым, но необходимое живым.
– Ты сказал правду! – засмеялся чертёнок. – Входи и бери. Под твою ответственность, разумеется.
После этих слов он взял и исчез. Лишь упали на землю листья капусты, и звякнула о камни дороги алебарда. Путь был свободен, и Клаус вошёл в город.
Скелеты там лежали везде. Вот рыцарь в золотых доспехах. Сразу видно, что они не для войны, а лишь для тщеславия. Вот обнявшиеся мертвецы в парчовом платье и шитом золотом кафтане. Вот купцы, чиновники, торговки, отцы семейств, цеховые мастера, студенты, прачки и прочие, и прочие. Все лежат или сидят там, где застало их проклятие епископа и божья кара, все давно мертвы. И у всех если не золотые украшения на шеях и руках, то толстые кошельки с монетами на поясах или в истлевших руках. А то и то, и другое сразу.
– Богато жили! – Завистливо вздохнул Клаус и, удивившись тому, что не испытывает страха, принялся собирать в приготовленный мешок деньги и украшения с мертвецов. Он собирал их и собирал, и ему всё казалось, что мешок недостаточно полон, хотя уже с трудом тащил его за собой.
Потом благоразумие всё же восторжествовало и, взвалив добычу на плечо, подмастерье, пошатываясь от натуги, пошёл прочь. Вовремя он это сделал. Небо на востоке начало понемногу светлеть.
– Надо было идти в ратушу, – сокрушался по пути Клаус. – Если на горожанах столько золота, то сколько же его в городской казне? Однако, что жалеть об упущенной добыче? Надо спешить, скоро рассвет.
Он уже почти дошёл до ворот, когда увидел труп красавицы. Конечно, её плоть давно сгнила, но золотистые волосы вокруг голого черепа всё ещё сохраняли форму причёски, а платье, пусть и сильно повреждённое временем, живо напоминало о той великолепной фигуре, которую оно когда-то облегало. Не они привлекли внимание юноши, а чудесное ожерелье, которое было на шее у мёртвой девушки. Это была поистине удивительная работа, да и золота с драгоценными камнями в ней было преизрядно.
– Вот будет хороший подарок Марте! – воскликнул Клаус и, сорвав украшение с шеи скелета, снова потащил мешок к выходу. Ему показалось, что пустая глазница черепа подмигнула ему, но он решил, что то была всего лишь игра лунного света или его разыгравшегося воображения. «Это не от жадности, а ради любви», – утешил себя добытчик и успел покинуть город до того, как первый солнечный луч сверкнул над горизонтом.
Когда Клаус, вспотевший и измученный, опустил неподъёмный мешок на землю и оглянулся, позади уже не было ни стен, ни башен. Город исчез, и теперь лишь пожухлая, блестящая от мороза трава покрывала высокий берег реки.
Под ногой что-то хрустнуло. Клаус опустил глаза и увидел в пожухлой траве замёрзший капустный лист. От налетевшего ветерка ему стало зябко. Молодой человек передёрнул плечами и сказал:
– Надо было захватить с собой тачку, – он снова взвалил на себя тяжкую ношу и, кряхтя от натуги, зашагал в сторону Майнца.
Так подмастерье Клаус Шульдиенст обрёл богатство в проклятом городе. Отныне ему можно было не работать и жить в своё удовольствие. Он вышел из гильдии краснодеревщиков, записался в купцы, открыл лавку, купил дом и солидную обстановку, карету с лошадьми и нарядную одежду. Он женился на Марте и стал зятем самого бургомистра.
С полгода, наверное, новоявленный богач был счастлив. Он благодарил судьбу за столь крутой её поворот и славил Фридриха Кранкенментеля за то, что рассказал ему про город мёртвых. Впрочем, благодарить приятеля материально Клаус не стал. Решил, что и так оказал ему честь, пригласив на свадьбу. Родителей, кстати, он тоже пригласил. Приодел заодно, купил им домик в городе и выделил содержание. Пусть встретят старость не нищими крестьянами, но скромными бюргерами. Ему не жалко. Хороший сын, в общем. Заодно на церковь денег пожертвовал. Типа, свой грех общения с нечистым замолить и помочь всяким нищим и убогим.
Так и стал жить. И всё бы хорошо, кабы через какое-то время не стала являться ему во сне та мёртвая красавица. Смеялась безгубым ртом, тянула к нему истлевшие руки, звала вернуться в проклятый город, обещала всякое. Но это бы ладно, сон есть сон. Так ведь и наяву стала являться покойница. Её ожерелье носила теперь Марта и, глядя на жену, видел Клаус в ней ту девушку-скелет. Просто наваждение какое-то. Пришлось уговорить Марту спрятать проклятое украшение в ларец, а ларец запереть в дальнюю кладовую. Тогда вроде ничего, отпустило.
Родители Клауса недолго прожили в городе. Наверно, сказалась перемена образа жизни. Сперва отец слёг, потом мать, а потом угасли старики друг за другом. Померли и внуков не дождались. Марта ведь долго не могла понести, а когда это всё же случилось, спустя недолгое время у неё произошёл выкидыш. Потом она всё же родила другого ребёнка, только младенец не прожил и недели. Помер. И ещё один, и ещё. Короче, так и осталась чета Шульдиенстов бездетной. В остальном же супруги ничего, хорошо жили. Богато. И не ругались почти. Ну, подумаешь, через какое-то время стал бегать Клаус к девицам лёгкого поведения. Чего бы и не сбегать, если лишние деньги есть? От жены не убудет, а у него не сотрётся.
Так что всё это враки, что богатство из проклятого города не идёт впрок. Клаус вот ничего, жил себе. С ним, кроме мелких неприятностей, вообще ничего плохого не случалось. Даже когда в город пришла чума, он не заболел. Правда, жену и тестя схоронил. Братьев-сестёр у него не было. Детей не случилось. С той поры жил Клаус только ради своего богатства. Берёг его, приумножал. И от жадности не назначал наследника. Так что, когда пришёл его час, и не стало на свете Клауса Шульдиенста, всё его имущество, движимое и недвижимое, отошло городу. Вообще-то справедливо: что из одного города вышло, то к другому городу пришло. А может, и неправда всё это. Ведь сам я там не бывал, а историю эту слышал от Фридриха Кранкенментеля, а уж он-то врать не станет.