Страница 33 из 63
– Хорошо, хорошо, – донесся до них приглушенный голос и в тенистом полумраке мелькнули два продолговатых светлых пятна – распрямленные ладони незнакомца. – Не кипятись так, воин-человек. Я выхожу!
И Медасфен покинул убежище. Но сделал это весьма неожиданным образом – на четвереньках. И пока троица путешественников пыталась осмыслить причину его столь необычного появления, он оттолкнулся руками от земли, нащупал за спиной покатую поверхность камня, и, опираясь на нее, медленно и неуклюже поднялся на ноги. Кейлот внимательно следил за манипуляциями незнакомца, не сводя с него не только глаз, но и острия меча. Однако недоумение, а затем и крайнее изумление заставило воина наконец опустить оружие.
После ночного происшествия Лютто и Ватто объяснили Кейлоту, кто такие демоны ночи и в чем заключается специфика их превращений. В частности воин узнал, что светлое время суток подобные существа склонны проводить в человеческом обличье и не могут сменить его на устрашающую и куда более внушительную демоническую форму, пока в небо не взойдет первая звезда. Однако Кейлот даже представить себе не мог, что человеческая ипостась ужасного желтоглазого демона ночи окажется до такой степени ничтожной.
Представший перед ним человек был настолько жалок, что мысль, будто он представляет собой смертельную опасность, казалась смехотворной. Это был до безобразия тощий темноволосый юноша в грязной, изорванной и мешковатой одежде. Правая часть рубахи была заметно укорочена – видимо, парень намеревался сделать из лоскутка материи повязку, да только совсем не преуспел в этом занятии, поскольку вся левая сторона одежды побурела и заскорузла от засохшей крови. Мертвенно-бледное лицо являлось еще одним свидетельством большой кровопотери. Однако светло-карие, проникновенные и выразительные глаза смотрели живо, задорно и даже с некоторым вызовом, а огромные темно-фиолетовые круги, располагавшиеся ниже, придавали взгляду почти фаталистическую значимость.
– Извини, воин-человек, – произнес Медасфен, – но я не смогу подчиниться твоему требованию. Я ранен и очень слаб, – с этими словами он приподнял полу рубахи и продемонстрировал рану, располосовавшую весь левый бок. В соответствии с нанесенным ударом она была не глубокой, но широкой. Верхняя часть обнажала беловатые изгибы ребер, в нижней находилась по-прежнему кровоточащая полоса оголенной плоти. Лоскут ссеченной кожи, которую Медасфен так и не собрался с духом от себя оторвать, пожелтел и съежился, и теперь болтался у пояса, как кусок окровавленного пергамента.
Кейлот, повидавший на своем веку немало смертей и жутких ран, воспринял предложенное зрелище с должным хладнокровием. А вот Ватто предпочел отвернуться, припомнив скользящий удар, которым он отразил неожиданную атаку щупальца.
Медасфен не упустил этого движения. Он ждал его.
– Что, Ватто? Узнаешь свою работу? – с хищной улыбкой обратился он к южанину. – Или мне следовало бы называть тебя твоим настоящим именем, а, Ватфейрис?
Ватто вздрогнул, как от удара хлыста, и в неподдельном изумлении уставился на Медасфена:
– Ты помнишь меня?
Медасфен загадочно улыбнулся. На самом деле его крошечная уловка являлась тонким тактическим ходом, направленным на то, чтобы вновь начать различать двух братьев. Он знал Лютто и Ватто еще по тем временам, когда они являлись полноправными жителями Атлантиса. И ему была хорошо известна отличительная черта, существовавшая между братьями, настолько явная, что она скорее опровергала, чем подчеркивала их сходство. У братьев был разный цвет глаз. Но после того как атланты стали изгнанниками собственной земли и вынуждены были скитаться по свету, давние знакомцы надолго выпали из поля зрения Медасфена. А теперь он обнаружил, что за это время их внешности претерпели странные и разительные изменения: волосы стали черными, кожа потемнела, а цвет глаз – темно–коричневый – для обоих сделался одинаковым. Медасфен больше не знал, кто из братьев есть кто, и сейчас пытался исправить это досадное упущение.
– Конечно, Ватфейрис. Как, несомненно, помнишь и ты меня. Ну-ка, назови мое имя!
– Медасфен-Демон-Ночи, – проговорил Ватто, как человек, признание которого выбито многочисленными пытками и длительными допросами.
– Так меня зовут! – восторжествовал получеловек. – Как приятно вновь слышать это имя из чьих-либо еще уст, кроме собственных.
– Что ты здесь делаешь? – мрачно осведомился Лютто. Собственно, один только тон голоса заранее охарактеризовал отношение южанина к Медасфену во все времена его жизни. Пытливый взгляд получеловека тут же переместился на Лютто, а хищная улыбка стала чуть ли не кровожадной.
– Ах да! Люцетриан – воздушная бездарность! Как это я позабыл? А твой талантливый братец по-прежнему таскает тебя за собой? Хм… Могу позавидовать его феноменальной выдержке!
Лютто заскрипел зубами.
– Почему это бездарность? – процедил он.
– А как еще назвать маэра, который ничего не знает и ничего не умеет, а только слушает песни ветров и неустанно треплет языком?
– Я не…
– Тихо, Лют, – осадил его Ватто. – Ты что, забыл, с кем имеешь дело? Медасфен во все времена был известным провокатором.