Страница 3 из 15
Вот так, в темноте, глубоко под землей он начал одно за другим писать себе письма.
Дорогой крот!
Сердечный привет!
Крот
Или:
Дорогой крот!
Я скучаю по тебе.
Крот
Написав письмо, он прятал его где-нибудь в земле, а потом случайно, спустя какое-то время, натыкался на него и принимался читать. Иногда на глазах у него даже выступали слезы.
«Спасибо, крот», — мысленно отвечал он тогда. Или: «Я тоже по тебе скучаю, крот». Или: «Ты можешь зайти в любое время, крот. В любое время».
Иногда он устраивал праздник с отправителями всех своих писем. Тогда он носился туда-сюда в темноте по своим коридорам и залам.
И танцевал.
«Но счастлив ли я по-настоящему?..» — размышлял он, танцуя сам с собой.
В конце одного из таких праздников он сел в уголке и написал письмо, в котором было сказано:
Тебе пора отправляться в путешествие, крот.
Потом кивнул и отправился в путешествие. Наверх. В таинственный воздух. Он вдохнул поглубже, увидев, как сквозь землю пробивается свет, и медленно полез дальше.
В тот вечер он нанес неожиданный визит белке. Они пили черный чай, и крот рассказывал о своих глубоких подземных праздниках. Это были большие темные праздники без единого лучика света. Белка качала головой от удивления. А крот мешал ложечкой в чашке и мечтал, чтобы время наконец-то остановилось.
Однажды утром черепаха проснулась и, к своему ужасу, обнаружила, что она торопится.
— Ух ты! — крикнула она и, прежде чем успела что-то сделать, поняла, что она уже в дороге. Со страшной скоростью она ползла вперед и к полудню была уже очень далеко.
Она причитала, всхлипывала и время от времени сильно ругала себя, но это нисколько не помогало. Она торопилась. В конце концов она написала письмо улитке:
Уважаемая улитка!
К моему великому огорчению, я тороплюсь.
Скажите, что мне делать. Быстрее!
Черепаха
Уже наступал вечер, когда перед ее носом закружилось медленное аккуратное письмо:
Дражайшая черепаха!
Какая ужасная трагедия.
Спешка беспощадна.
Боритесь с ней и победите ее. А потом скомкайте ее в ничтожный комочек!
Затем закопайте его в землю.
Прежде всего сохраняйте спокойствие. Ведь если Вы и я потеряем спокойствие, то что тогда?
Улитка
Черепаха как можно спокойнее стала комкать свою спешку. Только поздним вечером ей наконец удалось это сделать.
Потом она закопала этот ничтожный, но все еще очень беспокойный комочек в землю.
«Так и есть, — убедилась черепаха. — Теперь я больше не тороплюсь».
Всю ночь она простояла на одном месте. Она закрыла глаза и даже перестала вздыхать. «Э-хе-хе», — была ее единственная мысль.
На следующее утро черепаха очень спокойно поползла к дубу, под которым жила.
«Вообще-то, — подумала она, — я должна поблагодарить улитку. Но не очень скоро. Только спустя значительное время».
А потом черепаха спокойно и сдержанно позабыла, что когда-то она торопилась.
Однажды зимним утром белка получила письмо.
Письмо было черное. Белка такого никогда еще не видела. Она нахмурила брови и прочитала:
Это мрачная новость.
Все будет не так.
Больше ничего написано не было. И адреса отправителя не было. И белкиного адреса тоже.
Белка села на стул. Она знала, что ветер никогда не ошибается.
Она перечитала письмо еще несколько раз, но понимала все меньше и меньше.
Тогда она надела теплую куртку и отправилась к муравью.
Шел снег, и лес трещал от мороза. Дрожа от холода, белка постучала в дверь к муравью и показала ему письмо.
— Да, — сказал муравей, дочитав. — Это мрачная новость.
— А что такое «не так»? — спросила белка.
— Не так… — задумался муравей. — Ну…
Он попытался объяснить белке, что же это такое. Рассказ получился длинный и запутанный, и когда муравей наконец замолчал, белке показалось, что ей на спину положили тяжелый камень и она никогда теперь от него не избавится. Но вот что такое «не так», она все еще не знала.
— Давай лучше выпьем чего-нибудь сладкого? — предложил муравей. — Пока это еще возможно.
— Пока это еще возможно? — удивленно переспросила белка, потому что не поняла, что муравей хотел этим сказать.
— Да, — подтвердил муравей. — Так это называется.
— Вот как, — произнесла белка.
Они стали пить что-то сладкое и замолчали.
Ветер гудел за деревьями.
Уже наступал вечер, когда муравей сказал:
— Тебе пора, белка.
— Да, — согласилась она.
Она шла домой через темный лес. «Пока это еще возможно, я буду идти домой», — повторяла она про себя.
В тот вечер белка долго-долго сидела у окна. «Теперь я унылая», — подумала она, глядя в темноту.
Но когда вечер заканчивался, ветер распахнул ее дверь, и в дом влетел замерзший, весь в снегу конверт.
Белка отряхнула с письма снег, открыла его, разломив замерзшую бумагу, и прочитала:
Это радостная новость.
Все будет так.
Письмо было странное. Но белка взобралась на стол, сказала сама себе: «Теперь я — слон», — и стала раскачиваться на лампе, пока не рухнула вместе с ней на стол. А потом сказала всем разбитым вещам:
— Какой пустяк!
Дорогая белка! Если позволишь, я произнесу на твоем дне рождения небольшую речь.
Дело в том, что я кое-что изобрел. Это называется равновесие.
Слышала когда-нибудь про такое?
Равновесие — вот как оно называется.
Я думаю, что всем будет интересно.
Мне кажется, что лучше всего будет, если я произнесу свою речь с макушки бука, а все будут стоять внизу подо мной, на нижнем этаже.
(Я не буду затягивать речь слишком долго).
Слон
Дорогой слон!
Договорились. Но я думаю, будет гораздо лучше, если ты произнесешь свою речь, сидя в специальном кресле, которое я для тебя приготовлю и поставлю во главе стола. А то некоторые звери могут тебя не расслышать. Было бы обидно.
Белка
Дорогая белка!
Нет-нет-нет. Только на верхушке бука. Я ведь хочу проиллюстрировать свои слова. Так это называется. Иллюстрировать в кресле не получится.
Я буду очень громко кричать и сильно наклонюсь вперед. Если ты позаботишься о том, чтобы все стояли как раз подо мной, то каждый зверь сможет меня расслышать.
О, белка! Это самое равновесие — это так интересно!
Слон
Была весна, светило солнце, и все птицы пели.
Пели даже ворона и сорока, дятел и клест, перестав стучать и трещать.
Жучок писарь-водомерка сидел на берегу озера. «Погода сегодня уж слишком хорошая, чтобы писать», — подумал он и кивнул. Но просто сидеть без дела он тоже не мог. «Вот что, — решил он, — пойду-ка я и просто начерчу что-нибудь на воде».