Страница 1 из 15
Тоон Теллеген
ПИСЬМА ТОЛЬКО ДЛЯ СВОИХ
-
Однажды зимой белка написала письмо муравью.
Дорогой муравей!
Муравей муравей муравей муравей муравей
муравей муравей муравей муравей
дорогой муравей
муравей муравей муравей муравей
дорогой муравей
дорогой муравей
муравей.
Белка
Письмо было странное, и белка сама не знала, зачем она его написала. Но она надела на письмо куртку и натянула на него шапку, потому что на улице было холодно. Потом она объяснила ему, куда идти, и открыла дверь.
Письмо осторожно вышло на улицу, спустилось по буку вниз, пробралось через снег и постучало в окошко к муравью.
— Кто там? — спросил муравей.
— Письмо, — ответило письмо.
— Письмо? — удивился муравей и открыл дверь.
— Я для вас, — сказало письмо и слегка поклонилось, сняв шапку.
Муравей рассмотрел его со всех сторон, а потом осторожно открыл конверт.
— Я тебя прочту, — предупредил он.
— Конечно, — согласилось письмо.
Прочитав его, муравей довольно потер руки и сказал:
— Присаживайся, письмо, присаживайся. Чем тебя угостить?
— Ну… — задумалось письмо. — Я даже не знаю.
— Хочешь чего-нибудь сладкого? — спросил муравей.
— Хочу! — сказало письмо и зашуршало от удовольствия.
Муравей взял ручку и написал сверху на письме: «Что-то сладкое». Потом подумал и приписал внизу: «Что-то теплое». Себе же он достал горшочек меда.
Письмо от удовольствия зашелестело, а уголки у него завернулись.
Они долго просидели за столом, и муравей то и дело вставал, чтобы написать что-нибудь на краях письма.
Когда стемнело, письмо попрощалось. На улице шел снег, и оно медленно брело через сугробы назад к буку, потом вскарабкалось наверх и просунулось под белкину дверь.
— Так-так, — сказала белка. — Ты вернулось.
— Да, — подтвердило письмо, и когда белка склонилась над ним, рассказало ей все, что с ним было. А потом даже сказало о том, что муравей о ней, белке, думает.
— И что он обо мне думает? — спросила белка.
— Прочитай, — предложило письмо.
Белка прочитала, а потом спросила письмо, можно ли перед сном положить его под подушку.
— Ладно, — согласилось письмо.
На улице поднялась метель. Белкин домик трещал, а снежные хлопья становились все больше. Мир все белел и белел.
Но белка и письмо ничего об этом не знали. Они спали, и снились им разные слова и сладкие чернила.
Тому, кто отвечает за воду.
Уважаемый неизвестный!
Я узнал от лосося, что Вы существуете. Он сказал мне, что Вы есть, но он не знает, как Вы выглядите, а кроме того, он не знает, что Вы еще собираетесь делать с водой.
Меня зовут карп.
Возможно, Вы меня знаете. Возможно, Вы даже были у меня на дне рождения. На нем было очень много зверей. Если Вы там были, Вы, наверное, слышали, как я декламировал стихи. Или Вы тогда уже ушли?
А если Вы еще не ушли, то вам понравилось?
Я пишу Вам, чтобы сказать, что я очень доволен водой.
Если Вы за нее отвечаете, то спасибо Вам.
Хотя иногда она могла бы течь побыстрее. И в ней могло бы быть побольше воздушных пузырьков и маленьких водоворотов. Я люблю водовороты. Даже маленькие, если других нет.
Не могли бы Вы их организовать?
Кроме того, Вы могли бы как-нибудь устроить наводнение. Проплыть прямо над деревом, как это чудесно… Если бы Вы это знали, Вы постоянно устраивали бы наводнения. Но возможно, Вы об этом и знаете, просто устроить наводнение не так-то просто.
Я тоже знаю некоторые вещи, которые очень непросто сделать, хотя мне бы этого очень хотелось. Например, подпрыгнуть. Прямо в воздух. Интересно, а Вы это умеете? Может, Вы знаете способ, как это сделать. Если это так, то, может быть, Вы мне расскажете?
Но только вот это замерзание зимой. Зачем Вы это делаете? Зачем это Вам нужно? Не могли бы Вы это прекратить?!
Карп на некоторое время перестал писать и задумался. А потом продолжил:
Я прошу Вас извинить меня за то, что я немного рассердился. Но я не уверен, доводилось ли Вам как-нибудь застрять на всю зиму, замерзнув в воде. Это ужасно! Ну, мне пора плыть дальше.
Вы, кстати, можете перестать скрываться. Или рассказать только мне, кто Вы такой, если Вам так приятнее. Я молчать умею, можете на это рассчитывать. Но, если хотите, можете оставаться неизвестным.
Вы не против, если на этом я попрощаюсь?
Тогда я прощаюсь с Вами.
Карп
Белка! Я ухожу и больше никогда не вернусь.
Ты, конечно, думаешь: «Да-да, он всегда так говорит». Но теперь это на самом деле так!
Я больше никогда не вернусь.
Если бы ты была здесь, ты бы увидела, как я пишу это письмо.
Я полон решительности.
Именно так это называется.
С большой решительностью я сообщаю тебе, что я ухожу и никогда больше не вернусь.
Решение мое твердое.
Как только я допишу это письмо, я отправлюсь в путь. Когда ты будешь его читать, я буду уже далеко.
Если ты захочешь дать мне что-нибудь в дорогу, ты должна сделать это сейчас. А то будет поздно. Меду или чего-нибудь в этом роде. Но не большой горшок. Ведь я не смогу его унести. Только если это будет сливочный мед, можешь дать мне большой горшок, ведь из одного большого горшка всегда можно сделать два маленьких. Или коробку жженого сахара — это тоже можно. В любом случае это должно быть что-то сладкое.
Перед тем как отправиться в путь, я еще загляну к тебе, чтобы забрать то, что ты приготовишь. А если это все равно окажется что-то слишком большое, чтобы взять с собой, то тоже не страшно. Мы ведь можем вместе съесть его, пока оно не станет достаточно маленьким. Хуже, когда что-то слишком маленькое, а не слишком большое. Ведь что с ним тогда делать?
Но потом, белка, я все равно уйду…
До скорого.
Муравей
На самом краю земли жила полярная сова.
Жить там было холодно и промозгло, и никто не заходил к ней в гости.
Полярная сова жила на нижней ветке замерзшего дерева. Она тихо сидела и думала.
И никогда не шевелилась.
«Хватит того, что я думаю», — считала она.
И еще ей ужасно мешало то, что иногда она моргала. Потому что, моргнув, она каждый раз забывала, о чем думала.
«Ну вот, опять потеряла нить», — расстраивалась она тогда.
Она все думала и думала, но так и не могла придумать что-нибудь от моргания. А в гости к ней никто не заходил, так что совета попросить было тоже не у кого.
«Надо сделать письмо, — подумала она. — Кому-нибудь».
Но как именно делаются письма, она не знала. «Может, письмо надо позвать? — размышляла она. — Или нацарапать? Или раскопать?»
Она долго думала, время от времени моргала, теряла нить и начинала думать сначала.
«Лучше всего подходит бормотать», — решила она в конце концов. Тут она почувствовала, что ей опять хочется моргнуть, и быстро набормотала письмо: