Счастливчики (ЛП)

Он обхватил руками ее горло.

Эллисон вскрикнула от шока, как вдруг его руки так сильно сжали ее горло, что она больше не могла издать ни звука. Она попыталась вырваться, но не смогла. В его теле почти не осталось сил, но то, что осталось, сосредоточилось в его руках, сжимавших ее шею, как железный ошейник.

Его лицо исказилось от напряжения, и его руки забирали дыхание из ее тела. Она попыталась закричать, но ничего не вышло. Ей показалось, что где-то вдалеке кто-то зовет ее по имени, но она не могла ответить. Перед ее лицом плыли звезды. Ее легкие болели и горели. Она била доктора Капелло кулаками по груди, но не могла оторвать его от себя. Поэтому она пинала его, пинала все, что могла найти. Картотечный шкаф упал, врезавшись в витрины. Стекло разбилось вдребезги, дерево раскололось, но ничто не могло разорвать порочную хватку доктора Капелло, сжимавшую ее горло.

Она судорожно схватилась за свой карман, пока не нащупала баллончик с перцовым баллончиком, который дал ей Дикон. Она вытащила его и распылила его прямо в глаза доктору Капелло.

Он закричал и в агонии рухнул на пол. Весь чердак сотрясался, словно огромный кулак колотил по стенам дома. Неужели кто-то пытается ее спасти? Или этот звук был не чем иным, как последними ударами ее умирающего сердца?

Она снова услышала голос, кто-то выкрикивал ее имя, и она попыталась ответить. Освободившись от мертвой хватки на шее, Эллисон снова могла дышать, но не могла говорить. Она глотала огромные глотки воздуха, хрипя при вдохе, ее чуть не рвало от паники и боли. Она упала на бок. Сквозь слезящиеся глаза она увидела, как Роланд рывком поднял отца на ноги и прижал его спиной к стене.

— Она собиралась убить тебя, — сказал доктор Капелло, его глаза были кроваво-красными и полными слез. Он так сильно закашлялся, что казалось, будто его сейчас вырвет. Роланд оттолкнул отца и побежал к ней, разбитое стекло рассыпалось в пыль под подошвами его ботинок.

— Эллисон? Эллисон? — Роланд опустился перед ней на колени. Он коснулся ее лица, нежно поглаживая.

— Я в порядке, — сказала она едва слышным шепотом.

Она с трудом поднялась на четвереньки. Шея болела, легкие горели огнем, но она могла дышать, могла двигаться. Она была жива. Все, что произошло дальше, было как в тумане. Она услышала, как Роланд зовет отца. Она увидела, как доктор Капелло пытается выскочить за дверь. Она услышала звук падающего с лестницы тела. Эллисон ухватилась за стену и встала. Она доковыляла до верха узкой чердачной лестницы и увидела внизу доктора Капелло, распростертого на полу, то ли мертвого, то ли без сознания. Появился Дикон, он упал на колени, крича: «Папа! Папа!» — снова и снова, проводя руками по телу отца, пытаясь найти рану или нащупать пульс. Тора стояла рядом с Диконом, не прикасаясь ни к отцу, ни к Дикону. Она посмотрела на лестницу, и Эллисон встретилась с ней взглядом. Тора ничего не сказала. В этом не было необходимости.

Доктор Капелло молчал.

Роланд обнял ее и прижал к себе. Она посмотрела через его плечо и увидела дверь, свисающую с петель. Кто-то бил по ней топором.

И все ближе и ближе раздавался вой сирен.

Эллисон закрыла глаза и очень долго их не открывала.

Глава 27

Когда Эллисон пришла в себя, она не была уверена, сколько времени прошло, десять часов или десять дней.

Она лежала на кровати в своей комнате, укрытая белым пледом. Она заморгала, приходя в себя, и попыталась поднять голову.

— Не двигайся. — Это Роланд говорил с ней. Несмотря на приказ, она повернула голову, и увидела его сидящим в белом плетеном кресле у ее кровати, ночник мягко светил у изголовья.

— Со мной все в порядке, — сказала она. — Думаю, что в порядке.

— Врачи скорой помощи осмотрели тебя.

— Со мной все хорошо? — спросила она.

— Ты потеряла сознание. Они сказали, что тебе нужно отдохнуть. Сказали, что перцовый баллончик не попал тебе в глаза. У тебя несколько синяков на шее, но ничего не сломано. Я должен позвать их.

— Нет, останься. Пожалуйста.

— Ты задохнулась и потеряла сознание. Тебе нужна медицинская помощь.

Эллисон попыталась сесть.

— Позже.

— Эллисон. — Роланд произнес ее имя как мольбу или молитву. Она не могла сказать наверняка.

— Он умер? — спросила она, внезапно вспомнив все, что привело ее к этому моменту.

— Еще нет, — сказал Роланд. — Скоро. Сегодня ночью.

Эллисон закрыла глаза, вздохнула и кивнула.

— Я не знаю, что он тебе сказал. Или сделал, — сказал Роланд. — Но…

— Давай не будем говорить об этом. Это не имеет значения.

Она не была уверена, правда ли это, но ей нужно было сказать это, нужно было попытаться поверить в это.

— Значит, он все еще здесь? — спросила она.

— Да, — сказал Роланд. — Врачи скорой помощи хотят отвезти его в больницу.

— Но он этого не хочет?

— Знаю. Я должен позволить им забрать его. После того, что он с тобой сделал.

— Нет, — сказала Эллисон. — Он просто болен. Пусть он умрет здесь, в своем доме, в своей постели, как хотел.

«И пусть это случится скорее», — подумала Элллисон, но не произнесла этого вслух.

— Осталось недолго. — Голос Роланда был пустым, лишенным эмоций.

— Почему ты не с ним?

— Потому что я с тобой.

— Я в порядке. Иди к отцу. — Она снова легла.

— Нет, — сказал Роланд. — Я останусь здесь, с тобой.

Эллисон проглотила комок в горле. Было больно, но не настолько, чтобы напугать ее. С ней все будет в порядке. В итоге.

— Сегодня я пытался сделать для тебя что-нибудь хорошее, — сказал Роланд.

— Ты каждый день делаешь для меня что-нибудь хорошее, — сказала она.

— Я собирался закончить стирку, которую ты начала вчера, — сказал он. — Я бросил твои джинсы вместе со своими. Это было в заднем кармане.

Он поднял сложенный листок бумаги. Ей не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что это. Заметка об операции Роланда.

— Так вот почему ты не разбудила меня прошлой ночью? — спросил он. — Ты нашла это?

— Мне нужно было время подумать. Ты винишь меня?

— Ты могла спросить меня об этом, — сказал он.

— Я не была уверена, что ты расскажешь мне всю правду.

Роланд хорошо принял удар. Он кивнул.

— Иногда правда ранит.

— Да, это так, — сказала она. — Но и ложь тоже.

Она повернулась на бок, лицом к нему. Его рука лежала на одеяле, и она могла дотянуться до нее, если бы захотела. Она хотела, но не сделала этого.

— Не думаю, что лгал тебе, — сказал он. — За исключением случаев бездействия. Об этом нелегко говорить…

— О чем? Скажи мне. Ты говорил, что любишь меня, так что я знаю, что ты не трус. Я прожила с МакКуином шесть лет и никогда не говорила ему, что испытываю к нему настоящие чувства.

— Вот это… — сказал он, снова поднимая листок с записями о своей операции. — Так вот… когда мне было двадцать, я встретил в Астории одну девушку. Мы работали вместе. Мы сходили на два свидания, и я подумал: да, она та самая. Папа спросил о ней, и я ему рассказал. Я думал, он будет счастлив. Так оно и было, но он сказал, что должен мне кое-что сказать. Он сказал, что то, что у меня было в детстве, то состояние, почему я был жестоким, могло быть спровоцировано генетическим заболеванием. И мне нужно быть очень осторожным. Он сказал… он сказал, что у меня не должно быть детей. Это непростой разговор для двадцатилетнего парня со своим отцом, когда он безумно влюблен. Папа сказал, что знает врача. Он…

— Скажи мне, Роланд. Просто скажи это.

— Мне сделали вазэктомию.

— Что?

— Это не очень приятный разговор для мужчины с женщиной, в которую он влюблен. Это унизительно. Я знаю, что так не должно быть, но ничего уже не изменить. Поэтому, знаешь, мне нелегко говорить об этом.

Эллисон тяжело вздохнула. Такого она совсем не ожидала.

— Так вот почему ты ушел в монастырь? — спросила она. — Потому что не можешь иметь биологических детей?