Страница 24 из 71
— Спасибо, — поблагодарила она. — Извинения приняты.
— Еще кое-что.
— Ты снова собираешься сказать что-то сексистское и наставляющее?
— Возможно. Просто позволь мне.
— Ладно. Продолжай.
— Пожалуйста, Эллисон, пожалуйста, будь осторожна.
Умоляющий тон в его голосе пробил брешь в ее защите. С тех пор, как умерла ее тетя, он был для нее самым близким человеком. Он помог ей купить машину. Во время суровой зимы он снимал ей номер в отеле, потому что трубы в ее квартире замерзли. Когда Эллисон заболела пневмонией на последнем курсе колледжа, он обеспечил ей лучшее медицинское обслуживание, которое только можно купить за деньги. Если бы они до сих пор были вместе, он оплатил бы ей дорогу до доктора Капелло, номер в отеле и дорогу обратно. Так как он не мог оказать ей поддержку, когда она ее хотела, он оказывал ей поддержку, когда она в ней нуждалась.
— Просто… — сказала она, уже не сердясь. — Кажется, я начинаю кое-что вспоминать.
— Что? — спросил он. — Вспоминать что?
— Вспоминать то, что мне нужно вспомнить. Что-то важное. Я почти вспомнила, мне кажется, это как будто ты пытаешься вспомнить слово, и оно вертится у тебя на языке. Вот так.
— Ты хочешь вспомнить?
— Один из моих старых рисунков все еще висит на холодильнике. Возможно, если бы я знала, что произошло, почему мне пришлось уехать… Не знаю…
— Если бы ты знала, почему тебе пришлось уехать, ты бы осталась?
— Я не заглядывала так далеко.
— Ты не умеешь притворяться, — сказал он.
— Хорошо, возможно, я забегаю слишком далеко вперед. Было бы приятно провести Рождество с кем-нибудь.
— Мы всегда праздновали Рождество вместе.
— Двадцать седьмого, — напомнила она. — Никогда в Рождество. Ты всегда был со своими детьми в Рождество.
— Сверчок, я…
— Я знаю. Тебе жаль. Не стоит. Не в этом случае. Рождество для семьи, а я никогда не была членом твоей семьи.
— А Роланд — член семьи?
— Раньше был.
— Значит, ты планируешь остаться там на время?
— Чтобы повидаться с доктором Капелло.
— Хорошо, — сказал он. — Делай, как знаешь. Но если решишь остаться дольше, не теряйся, чтобы я знал, что ты жива.
— Если ты настаиваешь.
— Я настаиваю, — подтвердил он. — И дай мне знать, если произойдет что-нибудь странное, ладно?
Эллисон услышала какой-то звук снаружи. Она выглянула и увидела кого-то на веранде. Мужчина в черном. Полностью. Черные джинсы, черные ботинки, черная футболка-безрукавка, черные волосы и черные тату по всей длине рук.
— МакКуин, мне пора.
— В чем дело?
— Случилось кое-что странное.
Глава 13
К тому времени, когда Эллисон надела туфли и вышла на веранду, ее таинственный мужчина в черном уселся на одно из кресел для отдыха, смазав солнцезащитным кремом свой нос, скрестив одну ногу на колене и держа книгу в руках. В общем, он производил впечатление калифорнийской пляжной малышки, пекущейся на солнце. Он проигнорировал ее, когда она подошла и встала перед его стулом. Он просто перевернул страницу книги в мягкой обложке, даже не взглянув на девушку.
— Привет, Дикон, — сказала Эллисон.
Он сдвинул очки на нос, чтобы посмотреть на нее, прежде чем снова поднять их и продолжить чтение.
— Привет, сестренка, — сказал он.
— Что ты читаешь? — спросила она.
— Книгу, которую я взял в библиотеке этим утром, — сказал он. — Называется "Цветы на чердаке". Читала когда-нибудь? — Он посмотрел на нее и улыбнулся так же маниакально, как и Джокер. Эллисон свирепо посмотрела на него.
— Ооо… — сказал он, подернув плечами. — У тебя смертельный взгляд. Даже лучше, чем у Торы.
— Роланд мне не брат. Я ему не сестра. Мы не цветы, и мы не на чердаке, — сказала Эллисон.
— Точно, но Цветы в домике на Пляже звучит не так вызывающе, — сказал он и бросил книгу через плечо, где та приземлилась на пол, а страницы согнулись. В ней умер книголюб. — Странная у тебя походка, нет?
— Это очень грубый вопрос.
— Он уже много лет не трахался. К тому же, в нем шесть футов роста двадцать фунтов веса. Я бы ненавидел этого огромного бегемота, если бы он не был моим братом. Я не могу нарушить правило 180 градусов (прим. пер. Пра́вило ста восьми́десяти гра́дусов (на профессиональном жаргоне — «восьмёрка») — одно из правил в кинематографе и на телевидении, гласящее, что при монтаже сцен, в которых два персонажа общаются друг с другом, на склеиваемых монтажных кадрах камера во время съёмки не должна пересекать воображаемую линию взаимодействия этих лиц[1]. Другими словами, точка съёмки и крупность плана могут меняться, но направление взгляда актёров на протяжении всей сцены должно сохраняться. На соседних планах, где актёры сняты крупно, их взгляды должны быть направлены навстречу друг другу и в те же стороны, что и на общих планах), когда на мне ботинки. Возможно, мне нужны ботинки побольше. — Он вытянул ногу, демонстрируя свои мотоциклетные ботинки.
— Я в порядке, — сказала она. — Спасибо, что спросил.
— Повеселилась вчера вечером? — спросил он, убирая ноги, чтобы она могла сесть на стул. — Он определенно повеселился. Все утро ухмылялся, как идиот. Что несколько странно для больницы, но, эй, Нерон дурачился во время чумы.
— Дикон?
— Да?
— Я ненавижу тебя.
— Ой… Я тоже тебя люблю. — Дикон протянул руку, схватил ее и усадил к себе на колени. Что еще хуже, он начал раскачивать ее взад и вперед. — Наша девочка совсем взрослая.
— Так много ненависти. Жгучая, жгучая ненависть.
— Будь счастлива, пупсик, — сказал Дикон. — У тебя есть хороший монах, чтобы не ложиться спать после отбоя, чтобы заняться чем-то более веселым, чем молитва. Наверное, ты чудотворец.
— Роланд предупреждал меня об этом, — сказала Эллисон, вздыхая. — Я имею в виду тебя. Он предупреждал меня насчет тебя. Ему стоило предупредить меня посильнее.
— Ты должна позволить мне насладиться этим. Если бы у мужчин была девственная плева, она бы появилась.
— Можешь убрать солнцезащитный крем с носа? — спросила она. — Он испачкал мне на рубашку.
— С тобой не весело. — Он столкнул ее от колен и вытер с помощью уголка пляжного полотенца солнцезащитный крем. Внезапно ее поразило, насколько красив был мужчина, которым вырос Дикон. Не классически красив, подумала она, но красив. Как и многие люди на Западном побережье, он имел некоторое азиатское происхождение, которое благословило его высокими скулами, изящными темными глазами и густыми ресницами, сажными как пепел. Поразительный человек. Если кто-то оденет его в костюм Тома Форда и отправит в бега, он станет следующей лучшей мужской моделью Америки.
— Ты тоже красивая, — сказал он.
Она прищурилась.
— Как ты узнал, что я считаю тебя красивым?
— Полагаю, все так думают. — Он подмигнул ей.
— Ты представляешь собой угрозу, — сказала она, потирая лоб. Дикона было так легко полюбить, и все же ей хотелось придушить его. Но с любовью. Но придушить. С любовью.
— Эллисон, детка, — сказал он абсолютно серьезно. — Все в порядке. В этом нет ничего особенного. Люди занимаются сексом. Это нормально.
— Спасибо.
— Я имею в виду, ненормально заниматься сексом со старшим братом, который к тому же оказывается монахом, но кто хочет быть нормальным? Не думаю.
— Ты почти помог. Почти. Почти рядом и в то же время так далеко.
Дикон рассмеялся милым смехом.
— Я знаю, что он не твой старший брат, — сказал Дикон. — Я дразнюсь, потому что я люблю. Рад, что ты вернулась. А ты?
— Была, пока не начались непотребные вопросы по поводу прошлой ночи.
— Ну, если тебе станет от этого легче, то можешь задавать мне любые непотребные вопросы, — сказал он. — У меня нет секретов.
— Почему чердак заперт?
— Кроме этого.
Она снова посмотрела на него.
— Что тебе нужно на чердаке? — спросил он.
— Роланд сказал, что нашел одну из моих старых книг на чердаке. Я подумала, что кое-какие вещи могут быть наверху, — сказала она, надеясь, что он купится.