Страница 18 из 92
Так о чём это я, о режиме секретности? Ну да, именно из-за него и не можем передвигаться, как полагается приличным архангелам. До Бреста шлёпать ещё километров четыреста, остаётся только материться сквозь зубы, и развлекаться обучением баварца русскому языку. Но этим, в основном, занимаются Изя с Лаврентием, мне некогда, думать приходится сразу за четверых. Но и так барон делает значительные успехи, разговаривает практически без акцента, только в сложных идиоматических выражениях иногда делает ошибки, путая значение некоторых слов. Берия обещал, что через недельку практики исчезнет и это.
Вот и сейчас иноземное происхождение фон Такса можно было определить только по чересчур правильному построению фраз. Стойте, чего-чего он там несёт?
- Я не люблю войну, - рассуждал он, не отрываясь от рукоятки. Или как там эта хреновина называется?
- Мила-а-а-й, кто же её любит-то? – насмешливо протянул генерал Раевский. – Сколько себя помню, так с тех пор и воюю. А вот товарищ Архангельский и того больше, но что-то в любви к войне оба замечены не были.
- Гавриил Родионович старше Вас будет?
- Совсем чуть-чуть, минут на пятнадцать. Только он порой и в бессознательном состоянии, хм…, в бой рвётся. Как-то, помню, при штурме Ниневии….
- Изя, это к делу не относится! – перебил я строго. Зачем рассказывать совершенно посторонним людям о некоторых ошибках молодости?
- А.., ну да, - согласился напарник. – А вот…
- И про это не стоит. А лучше вообще заткнись, и думай о том, как мимо Минска проезжать будем.
- Чего тут думать-то? Нас же всё равно не видно.
- Это нас, а телегу? Представляешь зрелище - едет пустая дрезина с приличной скоростью, у вокзала останавливается, и голос из ниоткуда спрашивает – «Граждане, мы сами не местные, отстали от поезда. Подскажите, которые рельсы ведут в Брест?» Реакцию первого же патруля сам попробуешь спрогнозировать, или помочь?
- А чего претензии сразу предъявляешь? – возмутился Израил. – Говорили же тебе, что ехать нужно через Вильно и Гродно. А меня крайним хочешь сделать?
- Сдурел на жаре? – спрашиваю. – Там сейчас вообще чёрт знает что творится, прости Господи. В лесах бандитов больше чем деревьев.
- Каких ещё бандитов?
- А всяких. Ты каких больше любишь? Есть недобитые остатки польской армии, дезертиры из неё же, местные уголовники, вытесняемые из городов. Еще литовские, пардон, жмудинские националисты….
- Их то, каким ветром занесло? Чего дома не сидится?
- В Белоруссии леса погуще. И, к тому же, деваться им некуда. За активное сотрудничество с немцами, за всё хорошее, что успели натворить, Антон Иванович приказал просто вешать их на первой попавшейся берёзе. А Иосиф Виссарионович, из непонятной гуманности, четвертаком обходится. Вот и бегут сюда, надеясь на снисхождение.
- И находят его?
- Как сказать…. Если в плен сдаются добровольно, то конечно…. Вот только генерал Годзилин за каждого пленного по пятнадцать суток гауптвахты даёт, в качестве премии.
- Много всего сдавшихся?
- За последние полгода – ни одного.
- Постой, Гиви, так всего четыре месяца прошло, как наши тут…
- Про то и говорю.
Лаврентий Павлович, до того молча и сосредоточено глядевший на дорогу, произнёс с сожалением:
- Да, а я в своё время так не смог.
- Это всё потому, что ты, товарищ Берия, гнилой интеллигент.
- Кто, я?
- Ну не я же, и не Гавриил Родионович.
- Ну какой же интеллигент, у меня и профессия есть.
- Кровавосталинский палач? – Израил не удержался от подначки.
- Если бы…, - устало вздохнул Лаврентий. – Если бы знал, как оно потом всё обернётся – лично бы удавил гадов. У меня и список есть. Проскрипционный, сорок два листа мелким шрифтом.
Мы помолчали, думая каждый о своём. Кто-то сожалел об упущенных возможностях. Кто-то о пиве с сосисками и тушёной капустой. Я размышлял о том, как бы нам поскорее найти нашего Такса, и смыться отсюда, не ввязываясь в большую политику и мелкие перестрелки. Генерал-майор Раевский, судя по выражению его физиономии, опять думал о бабах. Да он всегда о них думал.
Видимо, насчёт мыслей барона я здорово ошибался. Нет, не вожделенная литровая кружка с белой шапкой пены занимала его думы. Эммануил фон Так оказался выше прозы жизни.
- Уважаемый Лаврентий Павлович, начал он, вежливо склонив голову. – Никому не дано заглянуть в будущее, тем более изменить его.
- Вот как? – Берия внимательно посмотрел на баварца. – Позвольте поинтересоваться, на основе чего Вами были сделаны такие выводы? Вы буддист?
- Помилуй Боже! Какой из меня буддист?
- Обыкновенный, с верой в карму и предопределение. Или мадам Блаватскую изволили почитывать?
- Лаврентий, зачем сразу обвинения предъявлять? – вступился Израил. – Товарищ барон просто искренне заблуждается.
- В чём? – означенный товарищ вскинул рыжую голову.
- Ну как же? Ведь Вы утверждаете, что будущее изменить невозможно?
- Да, именно это я и хочу сказать. Ведь никто не знает, что нас ждёт впереди. Соответственно, так же и не знаем как поступать и что делать сейчас. Да, мы можем допустить, что наши сегодняшние действия повлияют на какие-то события лет через двадцать, или даже сто, но знать об этом не дано никому.
Товарищ Берия пожал плечами в ответ и вопросительно посмотрел на меня. А я чего? Делать мне больше нечего, как проводить разъяснительную работу среди местного, и не местного тоже, населения. Неблагодарное это дело – просветительство. Что бы не сказал – потом обязательно всё переврут и извратят. Честно говорю – на собственном примере испытано. Ещё тогда, когда мы с Изей реформу русского языка проводили. Уже не первую, но, почему-то, в памяти у всех осталась именно она. Раевский до сих пор плюётся при одном упоминании. Ещё бы не плевался, моё имя совсем чуть-чуть исказили, а его вообще Мефодием обозвали. Кому такое понравится?