Невидимый. Любимый. Мой.

– Папа, зачем ты так? - тихо подал голос Володя, – Марина хотела помочь.

– Вся её помощь вылилась в то, что твоя мать до сих пор не может прийти в себя.

Ольга тряхнула головой и нервно рассмеялась:

– Ох, Юрочка, по-моему, ты перегибаешь палку. Ничего ведь не случилось.

– Пока не случилось, - многозначительно уточнил мой шеф, – пока, Оля. Неизвестно, что было бы дальше, не выведи я вас из этого дурацкого состояния.

Я устало провела ладонью по лицу, чувствуя тяжесть во всём теле. Хуже всего оправдываться, когда тебе не верят.

– Наверное, вы правы. Но, поверьте, ничего плохого не произошло бы. Я больше не упаду в обморок. И вашей жене ничего не угрожало, никаких неприятных ощущений, ведь так, Оля? – я вопросительно посмотрела на женщину.

Она утвердительно кивнула головой, но в глазах сквозила неуверенность. Я вздохнула, села на стул и тихо пояснила:

- Я вижу организм изнутри: мышцы, кровеносные сосуды, строение тканей, клеток, нервных окончаний, кости скелета. Таков мой дар. Нельзя найти болезнь, не зная, где она гнездится. Надо исследовать организм, читая его внимательно, как книгу, не пропуская ни единого слова, ни единой запятой. Только тогда можно надеяться на то, что получишь результат. Я должна была объяснить это заранее.

Юрий Владимирович, прищурившись, внимательно оглядел меня с ног до головы.

– Ну и что же ты можешь понять, если, допустим, ты видишь то, о чём только что поведала? Допустим, я сказал, – осадил он рванувшегося на помощь Володю.

– Я понимаю всё, что необходимо, – Юрий Владимирович не первый, кто сомневался во мне, поэтому не больно и не обидно от его допроса. - Я учила анатомию с детства, и могу поспорить, что знаю строение любой системы человеческого организма не хуже любого врача. А может, и лучше. Вспомните, Юрий Владимирович: вы настаивали, чтобы я все ваши наставления записывала в блокнот, но я до сих пор этого не делаю. Можете проэкзаменовать меня: я помню всё, любую нужную мелочь, любой мало-мальски важный документ. Процитирую наизусть, если хотите. Это особенность моей памяти. Вам трудно поверить, но это так.

Я поднялась со стула и добавила:

– Жаль, что ничего не получилось. Но, по крайней мере, я попыталась. А теперь извините, мне пора домой.

И в этот момент Ольга мягко взяла мою руку в свою:

– Я верю тебе, Марина, – спокойно проговорила она, – мне кажется, мы должны будем попробовать ещё раз, но уже не сегодня. Все устали, разнервничались. Юра слишком эмоционально отреагировал и, по-моему, был не прав.

Я кивнула:

– Рада, что хоть кто-то верит мне, кроме Володи. Обследование не может пройти быстро. Нужно время, чтобы не упустить ничего.

– Ну конечно, – взорвался шеф, – современные приборы не видят того, что видит девчонка!

– Современные аппараты, – холодно возразила я, – всего лишь машины, которые совершенствуются год от года. Я только человек. Но приборы ошибаются, когда ставят диагноз. Я же – практически никогда. Ищу причину и нахожу её. Потому что не просто фотографирую участки тела, а рассматриваю всё во взаимодействии.

– Ну, хорошо, – сдался Юрий Владимирович, – пусть будет по-вашему. Я первый поклонюсь тебе в ноги, Марина, если ты докажешь свою правоту. Но только одно условие: все фокусы проводите на моих глазах. Так будет спокойнее.

– Как скажете, шеф, – улыбнулась я и развела руками.

Так закончилась моя проба сил в доме Иноковых. Володя вновь вызвался меня провожать, всю дорогу бурчал на отца и рассказывал, что верит в мои силы и способности. Я слушала его рассеянно и поддакивала невпопад. Думала о случившемся и продолжала анализировать то, что увидела сегодня.

Остаток вечера я провела на кухне, за чашкой чая, разговаривая с котом. Я устала, но ещё бурлила внутри, поэтому не терзала самоучитель, а рухнула в постель и почти сразу провалилась в сон.

Под утро я проснулась, изнывая от неудовлетворённости. Тело снова горело, внутри всё сжималось от стыда и чувственного голода: снилось, будто мужские руки ласкают меня. Нежные ладони прикасались трепетно, как к божеству, как к единственной женщине на свете…

Не раздумывая, я встала под холодный душ и мрачно размышляла над тем, что бывает с глупыми дурочками, которых терзает зной среди зимы. За окном серело: начинался ещё один день.