Страница 28 из 28
Глава 3
- Ты не зашёл ко мне сразу.
Эти слова прочнее якорных крюков пригвоздили капа-агасы – главу белых евнухов - к узорчатому ковру в покоях матери Великого султана.
Гневливый голос хозяйки покоев отразился от фарфоровых стенных изразцов с причудливой вязью арабского орнамента, от купола парадного приёмного зала, и зазвенел в ушах злополучного капа-агасы той самой иерихонской трубой, которой так опасаются услышать христиане. А ведь предстоящий разговор мог и впрямь оказаться для Махмуд-бека крушением всех, казалось бы, непоколебимых бастионов его карьеры, выстраиваемых любовно год за годом, кирпичик за кирпичиком. Крахом. Апокалипсисом.
Память у валиде-султан была отменная и злая, и то, что в назначенный час глава белых евнухов так и не явился на её зов, она запомнила хорошо. Приступ малярии, сваливший провинившегося, проступка не умалял, поскольку вышколенный слуга должен помнить о своих обязанностях всегда и приползти по первому зову, даже умирая. Плевать, что госпожа до трясучки боится заразы! Мог бы прислать мальчика с извинениями и подарками. Она бы их не приняла, из-за тех же опасений заразиться, но традиции, на соблюдении которых валиде настаивала, были бы соблюдены.
Поэтому даже то, что по своему влиянию и полномочиям главный евнух занимал при Дворце Наслаждений примерно такую же ступень, как первый министр какого-нибудь короля в неверной Европе, на снисхождение он не рассчитывал, слишком хорошо осознавая свою вину. И не только ту, за которую сейчас получал выволочку от валиде. Давно уже носил он в сердце груз тяжкого преступления, и нечистая совесть не давала ему покоя с той самой поры, как повелитель призвал на ложе прекрасную Гюнез, новую рыжекудрую звезду гарема…
Потому и прошиб его холодный пот, когда, две недели назад, примчался мальчик-посыльный с требованием Сиятельной зайти к ней после утреннего шербета. Случаи, когда матери-султанше взбредало в голову переговорить с гаремным министром помимо обычного ежеутреннего доклада, можно было пересчитать по пальцам, и ни один из них ещё не заканчивался для Махмуда благополучно. Уж сколько раз клял он себя за проклятое тщеславие, толкающее порой на действия, не вполне совместимые с обликом истинного правоверного мужа, иначе говоря – на хитрости и подкупы, клевету и зряшные посулы, наушничанье, а иногда и кое-что посерьёзнее. Дорога к сияющей вершине давалась нелегко, но ведь капа-агасы отнюдь не святой, каяться не привык, а потому - ничего у него не свербело под ложечкой, и спал он до поры, до времени, спокойно, не отягощённый муками совести, и никогда не являлся ему в кошмарах призрак предшественника, зарубленного янычарами при взятии дворца ТопКапы. Ибо нельзя стыдиться, будучи охваченным благородным стремлением исполнять свой священный долг: служить господину! А служение тем полнее, чем выше твои возможности. Всё правильно. Вознестись над толпой нужно для того, чтобы затем отдавать себя полностью воле и желаниям Великого Султана.
Но с недавних пор его стройная, сказать лучше – безупречная система жизненных устоев пошатнулась. Он сам нанёс по ней удар, когда увидел на невольничьем рынке рыжекудрую варварку с прекрасной кожей, не попорченной веснушками, что удивительно, с колдовскими глазами… А оценивающий взгляд, отнюдь не стыдливый или испуганный, которым красавица буквально прощупывала будущих покупателей, заставляя многих проверять содержимое кошелька или пояса на предмет, хватит ли денег на столь яркую птичку… О, этот взгляд сразу дал понять прожженному интригану-евнуху, что перед ним не какая-нибудь скромница и пугливая лань, но хищница, которая, при соответствующем воспитании превратится в пушистую, с виду ласковую кошечку, но, цепляясь железными ядовитыми коготками, сумеет вскарабкаться по золотым ступенькам не просто на ложе Хромца, но и на спинку трона. Сердце кастрата дрогнуло впервые в жизни. Он узрел, наконец, смысл существования, мечту, к которой тянулся неосознанно долгие десятилетья: свою фаворитку, свою будущую хасеки, а, возможно затем и валиде. Ставленницу. Он взрастит из неё достойную султаншу, свою опору и власть, а, возможно, и всемогущество, ибо нашёптывающий умной валиде умные мысли, заправляет уже не Сералем, но… Империей.
Не удивительно, что ещё там, у помоста, на котором невольниц заставляли демонстрировать свои прелести, он видел перед собой не совершенную грудь и тончайшую талию, не холмы ягодиц и пышную гриву, переливающуюся всеми оттенками охры, кармина и меди, а грядущее, от которого кружилась голова.
Покупкой этой невольницы он обеспечил себе блестящее будущее.
А заодно… вроде бы походя решил одну небольшую проблему, которая, на самом-то деле, беспокоила его давно, как заноза в заднице.
Вернее, думал, что решил. До тех пор, пока уважаемая Айлин-ханум, чтоб ей больше не найти себе достойного мужа и покровителя, не обратила внимания на рыжеволосую соплячку, веснушчатую, как воробьиное яйцо. О Аллах, что за блажь? Кто вообще видел конопатых танцовщиц? Но нет, Луноликая носилась с ней, как курица… тоже с яйцом, заставив заговорить о себе и своей ученице весь гарем. И теперь с каждым днём капа-агасы бледнел и худел от опасения, что рыжая мелочь, тощая, как скелет, место которой было где-нибудь на кухнях, а не в ногах Великого, хоть случайно, но попадётся ему на глаза. А к тому шло. Пока она числилась просто выбракованной из-за своего недостатка одалиской, её не пускали на общие смотрины наложниц, но теперь она будет танцевать! Перед державными очами! Убрать же её незаметно уже не получится: пропажа ученицы самой подруги валиде не сойдёт с рук.
Эх, жаль, что он не сделал этого раньше… Впрочем, сетования ни к чему: сама валиде после смотрин велела учить девчонку танцам; а память у неё, как и у сына, была крепка. Она могла в любой момент вспомнить о маленькой нескладной Кекем, и поинтересоваться ею просто, чтобы узнать, как выполняются распоряжения. Поэтому давно уже над рыжей висел незримый статус неприкосновенности.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.