Страница 15 из 28
А та, задав множество каверзных вопросов, послала служанку за старичком-кофеваром, выгнала из покоев опахальщика и двух евнухов, глянула на насторожившуюся после таких приготовлений новоиспечённую одалиску – и усмехнулась уголками губ. Глаза, впрочем, оставались суровыми. Колючими. Холодными. Глаза монгольского божка, не насытившегося кровью последней жертвы.
– Ты умная девочка, Анса-Ну-Рия.
Нубийка вздрогнула. За пять лет пребывания во Дворце наслаждений она, пусть и не забыла своё родовое имя, но отвыкла слышать его из чужих уст. И уж тем более, то, что оно осело в памяти валиде, само по себе заставляло задуматься.
– Умная. Хитрая. Изворотливая. Разбираешься в людях… – Слова Гизем, скупой на похвалы, падали, словно отсчитывающие время звонкие капли. – Ты поняла, о чём я хочу с тобой говорить?
Марджина помедлила. Склонила голову. Пристукнули друг о друга жемчужины, вплетённые в выбеленные косички.
– Догадываюсь, госпожа.
– Тогда назови имя той, о которой пойдёт речь. Соперницы. Ошибёшься – разговора не будет, ты просто отправишься в Нижний гарем, как и все, выполнять свой долг. Угадаешь – придётся в дальнейшем рисковать, ходить по острию ножа, но впереди тебя ждёт моя поддержка – и власть, неограниченная… почти. И величайшие возможности для тебя и твоей далёкой семьи. Итак… О чём или о ком я хочу с тобой поговорить?
На лице цвета эбенового дерева не дрогнул ни один мускул. Безмятежная маска африканского идола, напившегося мангового сока и вкусившего свежей печени гиппопотама.
– О рыжей икбал, новой игрушке Повелителя. О Гюнез, у которой уже два месяца нет регул.
Звякнули, касаясь пластин веер из бивней элефанта, серебряные чехольчики на ногтях валиде. Колыхнулись от движения воздуха дымные струи благовоний.
– Я в тебе не ошиблась. Ты умеешь слушать и делать выводы. Но готова ли ты ввязаться в войну, дочь царского рода? В мою войну?
– Да.
Коротко и ясно. Шестнадцатилетняя и шестидесятилетняя женщины понимали друг друга с полуслова.
И, несмотря на ещё недавнишнее равнодушие к своей судьбе в гареме, Марджина, дочь свободного когда-то племени, вынужденного склониться перед Османией, гордо расправила плечи. Принцесса никогда не будет кальфой. Лучше смерть. Если уж так случится – она погибнет с честью, унося с собой главную противницу. Но это в крайнем случае. Воевать с овцами и змеями, расталкивающими на пути к ложу Солнцеликого соперниц локтями, откровенно говоря, не представлялось особо сложным: лучше уж, отправив нынешнюю фаворитку в преисподнюю, Анса-Ну-Рия сама взойдёт на освободившееся место.
Глаза кровожадного божка на бесстрастном лике валиде вспыхнули чуть ли не ласково.
– Если ты победишь…
Обошла наложницу, с нежностью провела ладонью по крепкой высокой груди.
– …быть тебе однажды следующей валиде-султан. Вот моё слово.
***
Европейцы весьма удивились бы, узнав, что загадочные «девы любви», одалиски из таинственных восточных гаремов, куда ещё ни один из любопытствующих представителей западных соседей так и не смог заглянуть, на самом деле не пользовались духами. По крайней мере, в том виде, в каком те были известны в самой Европе. Галлоны пахучих смесей, масел и вытяжек, растворённые в различных водных и спиртовых основах, столь популярные среди далеко не всегда мытых дам и кавалеров Лондона, Лютеции, Гааги, Нюрнберга и иже с ними, дошли до восточных красавиц в виде иноземного курьёза, не более. И в самом деле, что это за баловство – нанести основанием пробки щипучую, хоть и приятно пахнущую, жидкость всего лишь на запястья, за уши, на шею… И всё? В то время как мест любви на теле – несчётное множество, благоухать маняще и возбуждающе должен каждый кусочек кожи, каждый уголок, коего вздумает коснуться губами или языком возлюбленный, сладостно содрогнувшись при этом от нежного, лишь этой деве свойственного флера. Абсолютно неповторимого, ибо наносной, искусственный аромат, смешиваясь с запахом её собственного чистейшего тела, приуготовленного со множеством ухищрений к ночи наслаждений, становится единственным в своём роде.
Настоящая пери подобна венку, сплетённому Творцом из лучших бутонов подлунного мира. Она сама всем телом источает аромат цветов, а ещё амбры и мирры, сандала и благовоний – по толике всего, что, гармонично вплетаясь в её природный запах, создаёт очарование для возлюбленного господина, который, даже закрыв глаза, узнает её среди сотен прочих дев.
Так учили в Серале.
Едкие и шибающие в нос тяжёлые духи, как и всевозможные притирания, изобретённые придворными западными медикусами, одалискам были ни к чему. Они использовали масла, ароматические ванны для тела, ванночки и цветочные кашицы для лица, цветную глину для очищения кожи, хну и басму, чтобы ухаживать за волосами, свежайшие яйца, лимоны, мёд и воск… Да и много чего ещё. И наконец – окуривания: когда при сборах на ложе господина дева не менее часа сидела меж курильниц и ароматических свечей. Душистым дымом насыщались одежда, кожа, волосы. И вкупе с запахами масел, втираемых в кожу, и живых цветочных лепестков, применяемых в косметических таинствах, это превращало девушку и впрямь в небесную пери, в живую орхидею.
Поэтому никого из зашедших в хаммам не удивляло обилие кувшинов, тазов, амфор, чашек, плошечек всевозможных размеров, в изобилии выставленных на полках вдоль запотевших стен, облицованных мозаикой. Здесь выдерживались масла для втирания после расслабляющего или бодрящего массажа, с вечера заполнялись водой для настаивания целые чаны с лепестками роз, гибискуса, фиалки, а зимой туда же для согревающих нот добавляли палочки корицы и бутоны гвоздики. В серебряных ёмкостях отмокала целебная глина – жёлтая, белая, голубая, которая, измельчённая и разведённая в густую массу, превосходно очищала и питала и тело, и волосы. Упаривались кашицы из лепестков гибискуса, розы и мальвы. Отдельным рядком стояли горшочки со смесью хны, истолчённой скорлупы грецкого ореха и сушёных листьев инжира – для того, чтобы пышные гривы красавиц сделать ещё роскошнее.