Исчезнувшая стихия

Я перехватил тонкие запястья, поцеловал каждую ладошку и подмял Обсидиану под себя.

— Я ревнивый, я очень ревнивый, безумно ревнивый! — прорычал ей в шею, а Ди засмеялась. Счастливо, безудержно, и этот простой звук отдавался во мне сотнями маленьких вспышек, миллионами жгучих молний.

Я поймал ее шальной взгляд, погладил щеку, убирая седую прядку, такую же, как теперь и у меня.

— Я убью любого, слышишь? Любого мужчину, который слишком долго будет держать тебя за руку, который будет улыбаться тебе, который подойдет слишком близко или будет смотреть слишком пристально. Я...

— Сумасшедший демон, — теневая пальчиком очертила контур моих губ, отчего я вздрогнул. — Ты — единственный. Понимаешь, глупый? Для меня единственный.

С улыбкой блаженного идиота я наконец смог разжать сведенные судорогой челюсти, перевернулся на спину, подтягивая Диану к себе. Надеюсь, она понимает, она знает, во что ввязалась.

— А еще ты что-то говорил про дождь? — прищурила Сид свои невероятные глаза.

— Дождь?

— Ну да. Что-то про то, что ты устроил потоп у Алекса, решив, что я там. Но вот только...

— Я чувствую тебя через дождь, слышу через него, когда полностью выпускаю демона. Всегда.

Ди озадаченно сдвинула брови:

— В смысле «всегда»?

— Я знаю тебя гораздо дольше, чем ты думаешь, чем я сам думал. Я впервые услышал тебя лет двенадцать назад. Даже не тебя, а твой крик. Ты говорила, что тебя разбудил дождь, вернул к жизни.

Обсидиана смотрела на меня во все глаза. Такая удивленная, такая озадаченная и... такая красивая.

— Это был мой дождь. Это я тогда бесился и метал молнии, потому что каким-то придуркам удалось украсть мою сестру. И потом я тоже слышал тебя, твои истории. И волновался, когда долгое время ты хранила молчание, и скучал по твоему шепоту и едким комментариям, и это мой дождь плакал вместо тебя. Вот только понял я это совсем недавно...

Охотница ничего не сказала, только легко поцеловала меня в уголок губ.

— Мне всегда казалось, что дождь меня слышит, даже иногда отвечает. И я не боялась казаться глупой, или злой, или сукой. То, что я говорила... там мои чувства, те, что я могла и позволяла себе испытывать. Я рада, что все это время их действительно кто-то слышал и это не очередная моя паранойя.

— Теперь в этом нет необходимости, — я задержал дыхание, ожидая ответа.

— Да, в этом нет необходимости, — тихо подтвердила девушка. Выдох.

Через какое-то время маленькая охотница уснула на моем плече, устроив ладошку там, где так отчаянно, но все еще неверяще трепыхалось мое сошедшее с ума сердце. А я боялся заснуть, боялся спать. Мне казалось, стоит только закрыть глаза — и Обсидиана вновь исчезнет, скользнет тенью прочь и растворится в мире. И я зависну где-то посередине между ничто и нигде.

Такая красивая, такая невероятная, такая... моя. Ее кожа стала бронзовой, волосы чуть выгорели на солнце, а на носу появились едва заметные веснушки. Оказывается, у нее есть веснушки!

Когда я пришел за Дианой к тиграм, когда увидел, спящую, зажавшую в руках подушку, забыл, как надо дышать. Удар молнии в голову. Удар молнии в сердце. Удар молнии в душу.

Она спала на животе, завернутая до пояса в полупрозрачную простыню, с заплетенными в косу волосами, которая, словно звенья цепи, струилась вдоль позвоночника. Я смотрел и не мог пошевелиться, смотрел и не мог отвести взгляд, смотрел и запоминал каждую деталь. У нее две родинки сразу под волчьей меткой, у нее полоска белой кожи чуть выше копчика, у нее дрожат ресницы, у нее свежая царапина чуть выше локтя, у нее синяк на торчащей из-под простыни ножке. Духи грома, как же она прекрасна!

Я опустился на колени возле кровати и лучей десять просто смотрел, просто дышал ею, ошалевший, одурманенный. Мы оба. Я и сила внутри меня.

Когда ноги вконец затекли, я прошептал короткое заклинание, надавил на точки на шее, укутал плотнее в простыню, а затем и в свой плащ, подхватил на руки и расправил крылья. Я украл ее. Спящую, теплую, беззащитную.

И я боялся. Боялся до одури, боялся до остервенения. Боялся так, что у меня дрожали руки. Что я ей скажу, когда она проснется? Что услышу в ответ? Как мне ей объяснить? Как убедить? А что если она отвернется от меня? А что если снова не захочет слушать?

Гребаное сослагательное наклонение. Гребаная неизвестность.

И я выходил из дома, и метался по пляжу, и рычал в безмолвное небо и понимал, что веду себя как идиот, как истеричка.

А потом как-то все ушло, отпустило, лопнуло, словно огромный мыльный пузырь. Я взял себя в руки успокоил, насколько это возможно было, и снова застыл, глядя на Сид, и снова не удержался. До дрожи, до судорог, до боли. Мне нужно было ее поцеловать, почувствовать вкус кожи на губах, ощутить ее мягкость. О, желания демона так сложно контролировать. Очень сложно, невозможно! И я не справился. И умер от одного лишь поцелуя, и ожил от следующего. И замер, когда Диана прошептала мое имя, когда она потянулась за мной, когда раздосадовано хныкнула. И все-таки провалился в ничто, стоило маленькой ладошке коснуться меня.