Страница 328 из 335
Если кто-то из нас двоих и не находил слов сейчас, то это я.
— Да. Знаешь, когда я впервые потерял дар речи?
Я отрицательно мотнула головой.
— Когда увидел тебя в первый раз в морге. Думал даже, что это шутка такая. Гадал, сколько тебе лет и не рехнулся ли Дакар, отправляя на задание ребенка. Ты казалась такой маленькой, такой хрупкой, а потом ты назвала меня «кошмаром», и я снова растерялся, а потом увидел твои невероятные глаза, твою кривую усмешку и подумал, что схожу с ума. И в кабинете ты была такой отстраненной, такой холодной, и я никак не мог прочитать тебя. О, ты представить себе не можешь, как раздражало меня твое каменное выражение лица. И я злился и бесился, а еще хотел тебя, просто до одури хотел, но сдерживался, иногда из последних сил. Тот поцелуй на башне, помнишь?
— Помню, я думала, что это какое-то наваждение, дурман, — тихо прошептала, накручивая на палец его седую прядь.
Так вот оно какое, счастье. Огромное, пахнет дождем и листьями, и глаза у него цвета грозового неба.
— А я считал себя сумасшедшим. Я вел и чувствовал себя как озабоченный мальчишка. Следил за каждым твоим движением и жестом. Злился, когда ты не обращала на меня внимания, и думал, что ты действительно не умеешь чувствовать. Духи грома, я ревновал тебя к твоему же леопарду! Ты сводила меня с ума, я слышал твой голос во снах, вспоминал вкус губ. От тебя пахнет медом и корицей, девочка моя, и этот запах для меня как дурман-трава. И ты казалась мне такой сильной, такой уверенной, такой упрямой, практически неуязвимой. А когда тот эльф напал на тебя в морге, рассудок чуть окончательно меня не покинул. Я даже не успел понять, насколько испугался.
— Напрасно, — тихо выдохнула.
Глупый, глупый демон. Такой сильный, такой упрямый, такой гордый.
— Это я теперь знаю, что напрасно, а тогда не знал. Я вообще ничего о тебе не знал, и это тоже сводило меня с ума. Я собирал информацию о тебе по крупицам, как фанатик-коллекционер. Считал тебя жестокой. Не желал тебе верить. Не хотел тебя слушать. Я так часто не понимал тебя и себя, не знал, чего от тебя ждать в следующий момент. А ты словно водила меня за нос, мне действительно казалось, что ты играешь...
— Я не играла, Ран. Никогда, — я твердо смотрела демону в глаза. — Ну, может, только раз, с оборотнем. Но эта игра предназначалась для него, я не думала, что ты увидишь, тем более не ожидала, что так разозлишься. Я вообще тебя не понимала. То ты набрасывался на меня с поцелуями, а в следующий миг отталкивал, то спокойно разговаривал, а потом взрывался вулканом. И Кэс, мне казалось...
— Я был идиотом, — перебил меня принц, — не знал про феромоны, а твоя сестренка умело использовала мое незнание в своих целях. Да и Сибилла, и Илия... Благо мой демон знает лучше меня.
— Действительно, благо, — улыбнулась я.
— А еще я такой дурак, Обсидиана. Самый большой дурак на свете потому, что так долго закрывал глаза на то, что со мной происходит.
— Оба хороши.
Он осторожно поцеловал меня в уголок губ, и я плотнее прижалась к врайту, обхватывая его ногами. Хочу, хочу прижаться, хочу раствориться, хочу потеряться.
— Я не знаю, за что ты послана мне богами, хорошая моя. Действительно не знаю. Но я буду вечно благодарить их за этот подарок. Я теперь тебя никогда и никуда не отпущу. Слышишь? — Ран почти до боли сжал мои плечи. — Ты моя. Моя девочка, моя маленькая охотница. Моя самая нежная. Моя медово-коричная, дикая сказка. Я так люблю тебя, что мне больно, и страшно, и сладко. Очень. Сладко.
Я, улыбнувшись, прижалась к его губам, срывая поцелуй. Тягучий, бесконечный поцелуй. Как, оказывается, иногда хорошо сдаваться, как приятно, как невыносимо нежно. Как хорошо иногда быть не охотником, а бабой! Очень, очень хорошо.
— Я тоже, — с трудом отдышавшись, сказала я.
— Что тоже?
Как просто, оказывается, сбить его с толку.
— Тоже люблю. И мне тоже больно, страшно и сладко, — я тихо охнула, вцепившись в широкие плечи, крепче обхватывая ногами талию, когда принц поднял меня на руки, а врайт со странной блаженной улыбкой покрывал поцелуями мое лицо, шею и плечи. Все, до чего мог дотянуться.
Через вдох мы оказались на полу, и Ран нетерпеливыми движениями стаскивал с меня простыню. Он перевернул меня на живот, то ли укусами, то ли поцелуями прошелся вдоль позвоночника, лизнул шею, сжал ягодицы. Его клыки царапали кожу, заставляя метаться, как в лихорадке, его руки гладили тело, вырывая всхлипы, его язык оставлял на теле ожоги, вынуждая хотеть большего. Но. Мне. Нужно. Было. Хотя. Бы. Дотронуться. До. Него. Я вывернулась, с наслаждением проведя руками по плечам.
Такой большой, такой сильный, горячий, как пламя костра. Сумасшедший. И весь мой. Прикасаться к его коже и чувствовать, как дрожат от напряжения мышцы, смотреть в черные омуты глаз и видеть в них себя, ощущать на губах вкус его кожи на шее и тут же ловить сдавленное рычание — лучшее, что со мной случалось.
Горячие твердые, как камень, плечи и грудь, напряженный живот и доказательство его желания, с капелькой влаги на самом кончике.