Дело Пентагона

— А кроме вас точно никто бы не смог? — спрашиваю я с надеждой. Ну не нравится мне перспектива сажать за решетку одного из четырех людей, которыми я годами восхищалась!

— Левый программист? Посторонний? — почти оскорбленно спрашивает Шон. — Было бы здорово, но тогда Леклер бы отлип от Бабочек. Нет. Это кто-то из наших, и агент это знает. Он за что-то зацепился и пытается добраться до цели, но пока утыкается только в задницу. И думает, что это я. Ты тоже так считаешь?

Шон пристально изучает мое лицо. Хочется, так хочется отвернуться или даже отползти подальше. Если бы я сказала ему, что согласна с Леклером, что бы он со мной сделал? Я не могу не вспоминать журнальный столик, а ведь кроме того случая он физического насилия ко мне не применял… Вот все перечеркнул. И зачем? Отчего? Ради какой такой цели? Мне оставалось учиться полгода, и я бы уехала в Штаты. Не смог терпеть меня дальше? Это не про Картера. Он старался меня вообще не замечать, и я ему в этих попытках никогда не мешала… Так что случилось той ночью, когда на моей спине образовалась вереница ужасных шрамов? Кто или что взбесило Шона настолько, что он захотел причинить мне вред? Да, был суд, но он закончился в пользу Картера, а доводы обвинения оказались высосаны из пальца, никто даже не делал вид, что рассчитывает на победу, брали одним лишь измором. Так что случилось?

— Я бы поставила на Карину, — словно со стороны слышу я собственный голос.

— Почему?

— У нее больная дочь, которую надо было спасать. За спиной толпа мстительных русских мафиози, рррр. И полная безнаказанность за все, что она когда-либо делала. Есть мотив, есть возможность. А еще я ее очень сильно не люблю.

— А со мной что? — даже не усмехнувшись над моей полушуткой, спрашивает Картер.

— Нет мотива. Но есть возможность, и, кстати, тебя я тоже сильно не люблю, так что ты тоже в топе.

Вот теперь он усмехается.

— Когда ты защитилась? — резкий переход темы так сбивает с толку, что я автоматически отвечаю.

— В апреле прошлого года.

— Как параллельщик?

Но я уже пришла в себя.

— Кто взломал Пентагон?

— Ты только что ответила мне и даже аргументировала ответ.

— Значит, я не права, — киваю я и встаю с песка.

— Интересный вывод. Почему?

— Потому если бы Пани была виновата, ты бы в обиду ее не дал. — С этими словами и чувством выполненного долга я встаю с песка.

— Хреновый из тебя Шерлок! — огрызается Картер и поднимается следом.

— А я и не претендую!

Вдруг замечаю, что на окнах бунгало спешно задергиваются шторы. Будто там кто-то что-то прячет… от меня?

— Не обращай внимание. ФБР довели нас до паранойи. Ходят, следят, выспрашивают. Пойдем, Джоанна, я провожу тебя до машины.

Зачем меня провожать? Я не хочу находиться в его обществе дольше положенного. От страха и обилия предчувствий на лбу выступает пот. Шелковый шарф не скрывает влажных разводов, мое состояние очевидно. Но я не хочу, чтобы он со мной шел. А Шон делает вид, что ничего не происходит, он невозмутимо ведет меня к машине. Стараюсь сосредоточиться на какой-нибудь посторонней мысли. Ничего не выходит. И тут вдруг Картер хватает меня за локоть. Я вскрикиваю, но вырвался не получается, а потому я просто отодвигаюсь так далеко, как удается. Стою, смотрю ему в глаза и задыхаюсь.

— Спокойно, — говорит Шон. — Я не планирую твое убийство. Тем более на глазах у Леклера. — Но вопреки собственным словам дергает меня ближе к себе. Я ударяюсь свободной рукой о его грудь, пытаюсь выставить хоть какой-то барьер, надеюсь вырваться, но не выходит. — И если ты хочешь что-то узнать, Джоанна, тебе стоит не выдергивать меня в перерыв на ланч, а набраться, наконец, мужества, и встретиться после наших с тобой… работ, скажем в людном месте, где тебя, если я окажусь вдруг извергом, коим ты меня и считаешь, спасут прекрасные принцы.

— Они вымерли, — хриплю я. Это неконструктивно, но в другом направлении мои мозги работать не в состоянии.

А Шон закатывает глаза:

— Хорошо, спрошу по-другому. Не хочешь со мной поужинать?

Поднимаю голову и тону в черноте его глаз. Они такие… жуткие. Не от мира сего. Он не человек, определенно не человек. Любой бы на его месте испытывал что-то сродни чувству вины. Но не он. Он ничего не чувствует. Он хочет только мучить меня и дальше.

— Нет.

Этот писк принадлежит не мне, скажите, что не мне. Малышке Джоанне, у которой еще есть розовые очки и любящие мама с папой. Но если эта Джоанна быстренько не повзрослеет, папы и мамы у нее больше не будет никогда. Я закрываю глаза, чтобы сказать «да», мне необходимо как минимум не видеть Шона. Я медленно опускаю руку с его груди, но я сильно к нему прижата, что пальцы касаются его тела, раз, два, три, четыре кубика с левой стороны его живота, косые мышцы и кожа ремня. Это напоминание лишнее. Из всех мужчин, которых я встречала, у него самая потрясающая фигура. И я до сих пор помню ее в деталях.

— Да. Я с тобой поужинаю.

Я помню, что задарма от Шона Картера не получить и хлебной крошки. И любимая его валюта — мои мучения. Приготовься сыграть по его правилам снова, Джо.

— Что ты там пищишь?

— Я с тобой поужинаю! — рявкаю я ему в лицо.

— Хорошо. Я заеду за тобой в восемь. Ты все еще любишь местную кухню? Итальянскую.

Все еще? Интересно, он гадает или помнит? Но откуда? Когда мы с ним жили под одной крышей, он, казалось, был не в состоянии запомнить сколько ложек сахара я кладу в кофе. А уж любимая кухня…