Страница 26 из 38
Путешествие из Петербурга в Москву длилось почти сутки. Наши мандаты, словно волшебные палочки, выписали нам литеры в вагон первого класса и до Москвы мы доехали без приключений.
Мои родители встретили меня со всей теплотой, которая может быть только у родителей. Они не знали перипетий моей петербургской жизни, об отсидках в тюрьме, о ВЧК. Марию они сразу стали называть Машенькой и относились к ней как к своей дочке, которая приехала к ним на каникулы из пансиона.
- Доня, нам так нравится твоя Машенька, - прошептала мне мама, - я знала, что у тебя есть вкус и ты знаешь толк в женщинах. Вы будете как оформлять свои отношения или, так и будете жить в гражданском браке?
- Нет, маменька, Мария пока мой товарищ по работе, не знаю, сложится ли что-то у нас, - откровенно признался я.
- Сложится и мы с отцом заранее вас благословляем, - сказала мама и поцеловала меня, - я же вижу, что она любит тебя.
Интересно, по каким признакам она это определила? Вероятно, это женское сердце. Женщины частенько уединялись от нас, о чем-то шептались, смеялись, вместе хлопотали на кухне, стараясь поразить нас кулинарными изысками из того набора продуктов, что были в свободном обращении.
Я заметил, что в комнатах поубавилось привычных для меня вещей, и понял, что эти вещи помогали моим родителям выживать. Я дал маме денег, чтобы она могла себя поддерживать. Папа работал на железной дороге и получал паёк, но что такое паёк для нормальной жизни? Так, средство для выживания.
- Мария, - сказал я своей напарнице, - через неделю мы с тобой уедем за границу. Я хотел бы заехать к твоим родителям, чтобы познакомиться и оставить им какие-то средства как помощь для жизни.
По увлажнившимся глазам девушки я понял, что задел самую её больную струну.
- Я не знаю, кто мои родители, я вообще не знаю, кто я такая. Была в приюте, потом на фабрике, потом в революцию. ЧК мои родители, - жёстко сказала она, - меня не будили по утрам чашками с кофе, как тебя.
Конечно, сирота всегда чувствует злобу на того, у кого есть родители и нормальная семья. С этим уже ничего не поделаешь. Была бы возможность, я обнял бы весь мир, отдал всё своё тепло всем обездоленным и осиротевшим людям, но их так много на земле, что меня на всех не хватит. И тот, кому не достанется моего тепла, будет чувствовать себя обиженным. Ещё одним или двумя, тремя обиженными людьми станет больше. Лучше уж ничего не делать, а выбрать кого-то и усыновить его или удочерить. Это, пожалуй, большее, что может человек.
- Не сердись, - примирительно сказал я, - я не хотел тебя обидеть и раньше не спрашивал о родителях, происхождении, считая, что ты сделаешь это сама, если сочтёшь это нужным. Считай, что ты нашла своих родителей. Они в тебе души не чают и будут рады, если ты им будешь вместо дочери. Я с мамой говорил об этом. Если со мной что случится, я тебе поручаю заботиться о них.
- Как ты смеешь так говорить, - со слезами на глазах говорила Мария, пытаясь ладошкой закрыть мой рот, - с тобой ничего не может случиться. Боже, зачем мне дали такое задание?
- Успокойся, - уже деловым тоном сказал я, - завтра идём к Дзержинскому, доложимся, что и как.
- А что и как, - не поняла Мария, - похоже, ты снова не ставишь меня в известность о том, что ты задумал?
- Я же тебе говорил, что ты ещё со мной намучаешься, госпожа Казанова, - рассмеялся я. - Кстати, я так и не знаю, как твоя фамилия?
- Моя фамилия Светлова, - серьёзным голосом сказала Мария, - а почему ты меня назвал своей фамилией?
- Вот твой паспорт, почитай, - и я протянул девушке заполненный бланк паспорта. С полковником Борисовым паспорта мы делали сами, для того, чтобы обеспечить секретность наших миссий. Для этих целей мы получали по линии министерства внутренних дел чистые бланки паспортов и прослушали курс заполнения бланков, возможных подделок и прочее, а также дубликаты необходимых печатей.
- Почему ты считаешь, что мне нравится твоя фамилия, - возмутилась девушка, - ты что, спросить меня не мог? Мне моя фамилия больше нравится, чем твоя. И кто мы, брат и сестра, господин Казанов?
- У брата и сестры отчества одинаковые, а у нас разные, - сказал я, забирая у неё паспорт, - мы с тобой муж и жена.
Девушка поджала губы и отвернулась.
Глава 28
Наши мандаты привели нас на Лубянку, где разместилось ВЧК.
Дзержинский принял незамедлительно.
- Что решили, Дон Николаевич, - спросил председатель ВЧК, - зачислять вас в список кадров комиссии?
- Ничего я не решил, Феликс Эдмундович, - ответил я, - но мы с Марией выезжаем за границу осмотреться и решить, что и как.
- Не понял, - сказал Дзержинский, - вы что, попрощаться с добрым дядей пришли?
- Выходит, так, - сказал я.
- Мария, а вы что скажете? - строго сказал Дзержинский.
- Товарищ Дзержинский, по вашему заданию я выполняла всё, что мне было предписано. За этот период я училась языкам, общению и поведению за столом, танцам, литературе, для меня выписан паспорт на имя Казановой Марии Александровны, жены наблюдаемого мной Казанова. Дальнейшие действия мне не известны, - отрапортовала Мария.
- Да, вы с ней поработали основательно, - сказал Дзержинской, - я поначалу её и не узнал. Как же я могу дать вам добро на выезд, если не знаю, что вы собираетесь делать?
- Я и сам пока не знаю, куда мы поедем, - сказал я, - но если будет нарушен принцип конспирации, то можно уже никуда не ехать, и вообще забыть о мысли наладить то, чем я занимался, работая в Зимнем дворце.
- Мне легче вас расстрелять, чем решать ваши загадки, - сказал Дзержинский, - и я не знаю, что меня останавливает. Я не знаю, вернётесь вы или нет, насколько я могу доверять вашей спутнице…
- Я занимался связями между царственными домами Европы, - перебил я его.