Страница 14 из 107
Несколько минут назад она спокойно сидела на лужайке, покрытой старой пожухлой травой, сквозь которую начинали тоненькими копьями прорастать свежие зелёные травинки, и подставляла лицо тёплому весеннему солнцу. Тихое умиротворение правило миром: утренние птахи уже умолкли, а вечерние ещё не принялись разрывать тишину своим щебетанием, ветра практически не ощущалось, воздух был по-весеннему сырой и тёплый. Но эту идиллию нарушил крик филина. Эти ночные птицы обычно общались по вечерам или ранним утром, пока ещё царили сумерки, и это было отлично известно девушке, а посему не оставалось сомнений, что уханье филина - это знак. Условный знак, принятый ими с Фогуном когда-то давным-давно, скорее, ради шутки: ни он, ни она так ни разу и не воспользовались им за те неполные пять лет, что они жили вместе в этом замке и за те десятилетия, что они вообще были знакомы. И вот в этот безмятежный весенний день сигнал был подан. Что-то зловеще-тревожное послышалось девушке в этом звуке, и она сразу же бросилась к смотровой площадке. Ловко и беззвучно вскарабкавшись по верёвочной лестнице, она оказалась на деревянной площадке, расположенной в ветвях высокого раскидистого дерева. Сперва она увидела людей: их было много и они перемещались не очень-то осторожно, так что несмотря на болотного цвета плащи, их было легко заметить за счёт постоянного движения. Они рассредоточивались, стремясь окружить замок, и это получалось весьма неплохо при их количестве.
Пытаясь унять дрожь, охватившую всё её тело от предчувствия беды, Элейна пыталась отыскать Фогуна, уже чувствуя, что искать надо его тело. Зоркие глаза обшаривали полянки и пригорки, но чародей никак не находился. Вскоре она всё же заметила его. Он лежал, раскинувшись на траве, и его светлая туника была пропитана кровью в области сердца. Девушка прикрыла глаза, чувствуя, как внутри что-то закипает и горячие слёзы беззвучно вытекают из-под опущенных ресниц. Чародей был мёртв. И не было сомнений в том, что его убили люди принца. Сколько ещё проблем способен принести ей Лефириус, оставалось открытым вопросом. Девушка поспешно слезла на землю, чтобы её не заметили, и без сил опустилась на колени, пачкая в грязи своё платье и утирая руками слёзы. Ненависть к Лефиру обожгла сердце с новой силой, и больше всего на свете ей захотелось сейчас подняться к нему в башню и одним ударом прервать его жизнь, приносящую ей столько лишений. Она собралась с духом, поднялась с земли и направилась к двери, ведущей в башню к принцу. Дверь была закрыта на накидной засов, и он оказался неожиданно тяжёлым, так что, не справившись с ним, Элейна уронила деревянный брус себе на ногу. Боль отрезвила её сознание, и она подумала, что если убить принца, то у неё самой не будет шансов остаться живой – его люди не станут разбираться, и казнят её, а выбраться из замка или затаиться в нём было уже поздно: наверняка обыщут всё. Она подняла брус, постаралась разместить его на двери так, чтобы при закрытии он сам встал в нужное положение, запирая вход, и, войдя на лесенку, хлопнула дверью со всей силы, удовлетворённо фыркнув, когда засов глухо стукнул с той стороны двери.
Она зажгла валяющийся на полу канделябр и тихо начала подниматься наверх, стараясь не шуметь, но перемещаться быстро. Поднявшись, Элейна взглянула на неподвижно лежащего принца и вдруг, неожиданно для себя, подумала, что он вовсе не виноват, что Фогун мёртв. И вообще не стоило чародею приводить сюда столь значимого пленника. Да и сама по себе она не искала мести... но всё это сейчас было так неважно по сравнению с тем, что чародея больше не было с ней. И пусть Лефир был косвенной причиной, но всё так печально вышло из-за него. Все эти мысли промелькнули в её голове за доли секунды, которые она, неподвижно застыв, потратила на созерцание принца, чей жалкий вид на этот раз не вызвал в её сердце ни малейшей радости, ровно как и вообще каких-либо эмоций. Она села рядом с ним, попыталась приподнять его голову, и, когда ей это удалось, порывисто прижала к себе и разрыдалась, горько и безутешно оплакивая своего единственного друга. Фогуна было ужасно жаль, и девушка даже успела укорить себя за то, что думает не столько о чародее, сколько о себе: она не представляла, как будет жить без него, с кем сможет поделиться мыслями и тревогами и на кого сможет всегда рассчитывать. А стоило, вообще-то, думать о чародее: он так мало прожил, она не могла точно назвать его возраст, но он не прожил и тысячи лет, это уж точно. Он ещё даже не успел найти своё место в жизни, только познавал свои способности и развивал их. Впереди у Фогуна должна была быть ещё долгая жизнь, но она безжалостно и резко оборвалась.
Элейна не знала, как долго так сидела – она полностью растворилась в своём горе, не думая ни о чём постороннем, и из этого дурманящего состояния её вывело прикосновение чьих-то рук, которые аккуратно взяли её за плечи и попытались поднять. Девушка легко поддалась, поднялась и коротко взглянула на стражника, которого ненавидела уже за то, что он стражник принца и носит эту форму, напоминающую ей о казни. Он обнял её и успокаивающе погладил по спине:
- Не бойся, – ласково, но как-то дежурно сказал он. – Всё будет хорошо, мы из стражи принца, и с нами никто не причинит тебе зла.
А когда-то к ней боялись прикоснуться... Что ж, вполне неплохо, что её сочли простым человеком.
Девушка всхлипнула, судорожно вцепившись в рукав стражника, и, переведя взгляд на людей, помогающих подняться Лефиру, безжизненным голосом пролепетала:
- Что этот проклятый чародей с ним сделал?
Стражник, пытавшийся её успокоить, посмотрел на своих товарищей. Те уже оценили, насколько принц слаб, подняли его и на руках понесли к лестнице. Голос стражника прозвучал уверенно:
- Не тревожься. Мы найдём лучших лекарей, и он скоро встанет на ноги.
Она безнадёжно помотала головой:
- Я не об этом, – Элейна говорила с трудом, а от долгих рыданий голос звучал гнусаво и жалобно: - Он не узнаёт меня, – пожаловалась она. – Мы с ним вместе в этой башне с самого первого дня. Мы поддерживали и помогали друг другу, но… последнее время он совсем не узнаёт меня, а теперь и вовсе не разговаривает. Что с ним? – она подняла на стражника заплаканные зелёные глаза, казавшиеся в полумраке совсем тёмными.