Только ты

– Анастасия, позвольте! Вы куда? А как же новая тема…

– Извините, Василий Игоревич, но мне срочно нужно выйти!

Я выбегаю из аудитории, пробормотав преподавателю слова извинения, и останавливаюсь в коридоре, чтобы набрать номер абонента…

Гудки… гудки… гудки… И наконец-то:

– Егор!

– Алло? Здравствуй, Настя. Долго же ты не давала о себе знать.

Мне отвечает его отец – холодно и неприветливо, без тени обычного тепла, и сумка тут же валится из рук, а плечи прислоняются к стене. Разговор выходит коротким и резким и буквально пригвождает меня упреком к месту.

Да, виновата. Это все, что мне стоит знать.

Не помню, как я добираюсь до Черехино и собираю вещи. Заказываю билет на ближайший поезд. Купить получается на скорый с пересадкой, но это неважно. Понимаю только, что срочно должна ехать и что Стас вряд ли сейчас отпустит меня. А еще – что я никогда себе не прощу, если не приеду.

Я звоню Стасу уже из поезда, уронив затылок на пластиковый простенок вагона-купе, закрыв от отчаяния глаза, стараюсь сказать спокойно, но голос все равно предательски дрожит.

– Стас, я люблю тебя! Дождись, пожалуйста!

– Настя, что случилось?

– Я срочно еду в Дальний Бур. Егор попал в аварию, и кажется, из-за меня. Его родители не хотят ничего объяснять, и я не знаю, что с ним. Не могу просто не думать об этом, понимаешь? Просто сделать вид, что ничего не случилось после моих слов.

– Настя!

– Я вернусь послезавтра утренним поездом. Обещаю! Если сможешь – объясни родителям. Я люблю тебя, Стас. Люблю…

Женщина-соседка по купе смотрит с любопытством и удивлением, реагируя на мой звонок-эскападу, но мне уже все равно. Я отключаю телефон, понимая, что не выдержу испытание обидой и недоверием Стаса. Не разорвусь, оставшись с ним и позабыв о Егоре. Он слишком собственник, всегда им был, чтобы просто принять мою поездку. Все очень трудно объяснить.

День в пути наедине с мыслями и чувством вины проходит сложно. Ночью мне вдруг слышится, что Стас зовет меня, и я даже выбегаю из купе в тамбур, чтобы найти его, но натыкаюсь на немолодую проводницу, уверенными движениями запирающую дверь в вагон.

– Что с вами, девушка? Посадка окончена, идите спать. Это не ваша станция. Я прекрасно помню, где вам выходить, так что не беспокойтесь, напомню заранее…

– Мне показалось, что меня кто-то звал.

Женщина оглядывается через плечо, окидывает взъерошенную пассажирку равнодушным взглядом и, справившись с запором на железной двери, отодвигает меня с пути, чтобы пройти в середину вагона.

– Даже если кто-то кого-то и звал, то у соседних вагонов и точно не вас. Стоянка поезда две минуты, едем фирменным скоростным, следующая станция только через три часа… Так что шла бы ты, милая, отдыхать. Не бери в голову! Мало ли кто ночью по перрону шатается…

А поезд уже мчится, мчится. Все быстрей и быстрей.

В Дальний Бур я приезжаю утром. Городская больница у нас одна, и мне сразу же удается найти отделение травматологии, справиться у дежурной медсестры об интересующем меня больном и даже поймать после обхода пациентов его лечащего врача.

– Да, есть такой. В восьмой палате – Егор Силин. А вы, собственно, ему кто?

– Я? – почему-то сомнений даже не возникает. – Друг.

– Понятно, – мужчина недоверчиво вздыхает, поправляя очки на переносице. – Один такой друг уже пришел к нему вот только что, так что вы там, девушки, не шалите. Помните, где находитесь.

– Скажите, что с ним? Как он себя чувствует?

– Сегодня значительно лучше. Да хорошо все с вашим другом, не переживайте! А то на вас лица нет. Парень в рубашке родился. Незначительные повреждения – ушиб мягких тканей головы, вывих плеча, трещина локтевой кости. Ему повезло, что на встречной полосе никого не было. Виновник ударом выкинул автомобиль на обочину.

– То есть в машину Егора въехали? Я правильно поняла?

– Правильно. Насколько я знаю, какая-то пьянь смяла весь бок. Хорошо, что пристегнут был. Думаю, уже завтра-послезавтра смогу отпустить парня домой.

– Да, слава Богу, что с ним все хорошо, – я на мгновение прикрываю рукой глаза. – Спасибо, доктор.

– Не за что, – похлопывает по моему плечу мужчина и уходит по коридору прочь. – Бегите уже, проведайте своего друга, а меня больные ждут…

– Настя?

В палате Егора девушка. Когда я захожу, ее ладонь держит его пальцы. При виде меня они оба отдергивают руки, но я успеваю заметить. Не чувствую обиды, только облегчение, что он жив и с ним относительно все в порядке.

– Здравствуй, Егор. Как ты?

Парень удивленно поднимается, и я вижу гипсовую повязку, наложенную на плечо и локоть. Широкий пластырь на лбу выше брови.

– Соня, выйди, пожалуйста, – просит он девушку, покраснев в щеках, но гостья не двигается, и я отзываюсь:

– Не нужно. Ты сможешь выйти? – спрашиваю, показывая Егору на дверь, и он отвечает:

– Да, конечно.

– Хорошо. Я подожду в коридоре.

Мы отходим в самый конец, к последнему окну, и я наконец-то могу поцеловать друга в щеку и искренне сказать:

– Слава Богу, ты жив! Я очень испугалась. Твой отец не захотел со мной говорить.

– Настя, там в палате… Это не то, о чем ты подумала. Она сама пришла.

– У нас маленький городок, Егор, я помню ее. Сонечка Лапина, ты когда-то был в нее влюблен.

– Когда-то, – хмуро поджимает Егор губы, глядя на меня знакомым голубым взглядом. Грустным и безрадостным сейчас. Я вижу в нем сожаление и упрек, но не только они заставляют меня отойти. – Ключевое слово «когда-то», ты правильно заметила, – бросает тихо в сердцах. – Ты ко мне приехала?

– Да. Я обещала тебе разговор.

Однако мы оба не торопимся говорить, пока Егор не вздыхает. Начать всегда сложно.

– Значит, вот как, Настеныш, закончилась наша с тобой любовь? Горько.

– Прости, Егор.

– Не извиняйся. Сам виноват. Я ведь все чувствовал, но молчал. Ты права – ни к чему хорошему мы бы с тобой не пришли. Но каждый борется за свое счастье как умеет, вот и я боролся. Не получилось.

– Еще получится. У тебя обязательно все получится.

– Но я – не он. Не он, да?

Это тот важный момент, когда не спрятаться за недомолвкой. Не отвести взгляда и не промолчать. Раз уж я здесь, Егор достоин честного ответа.

– Да. Не он.

– Но почему, Настя? Почему?! Его ведь даже не было рядом! Все эти годы он не был с тобой.

Не знаю, что парень видит в моих глазах, но понимаю – то, что отражается в них, приносит ему боль.

– Был, Егор. Всегда. Каждый день. Каждую минуту был в моем сердце. Я пыталась, я честно пыталась забыть Стаса, но теперь знаю, что мне никогда не избавиться от чувств к нему. Я буду любить его или никого.

Губы Егора ломаются в улыбке, и эта улыбка близкого человека действительно полна горечи.

– Ты говоришь так уверенно… А он, Настя? Что чувствует он? Что будет с тобой, если снова разобьешься о тот город? Вернешься ко мне?

Я качаю головой.

– Нет. Не жди меня, Егор. Ты достоин счастливой жизни и настоящей любви. Я не вернусь.

– Это невозможно без тебя.

– Однажды тебе станет мало того, что я рядом, и ты захочешь большего – чувства, ответа в глазах. Я смогу быть с тобой, но не играть, пока не задохнусь и возненавижу. Неужели ты сможешь довольствоваться таким счастьем?.. Егор, пойми – я не твоя. Я всегда была его. Всегда. Если Стас однажды разлюбит меня – Насти Матвеевой просто не станет, вот и все. И все же я люблю тебя – как друга, как брата, как дорогого сердцу человека. Возможно, ты мне не веришь, но это так! И очень прошу простить.

Мы долго смотрим друг на друга, то ли действительно прося извинения, а то ли прощаясь. Когда на талию ложится рука, я не могу ее не узнать и вздрагиваю всем телом.