Страница 13 из 50
И только, когда ему исполнилось 8, случайно вспомнив этот разговор, он наконец понял, что она имела в виду. В тот момент он испытал огромное облегчение. Безил до сих пор не мог определиться, что его обрадовало больше: то, что его мать не собирается вонзать ему в колено кухонный нож, или понимание истинного смысла её монолога.
Безил понял и кое-что третье.
- Тебе стоит написать об этом книгу. – ответил он, когда она закончила наносить масло на хлеб и отложила нож в сторону. Естественно это было невинной шуткой, но почему-то она восприняла эти слова всерьез. Думаю, это наследственное.
Через год вышла её первая книга, а через два – ей стали поступать предложения об экранизации романа. Она до сих пор сетует, что это её совет должен был перевернуть его жизнь с ног на голову, а не наоборот…
Его напарник приобнял Лилу и он почувствовал, как его сердце разрывается, от того, что его пиджак касается чьего-то тела. На нем могут остаться отпечатки! Всё же он был не настолько сумасшедшим, чтобы не понимать: Лила вряд ли догадывается, что такая мелочь является для него актом убиения агнца на золотом жертвеннике.
- Пф…Да каждому известно, что эти рисунки – кляксы из теста Роршаха. – немного обиженно прокомментировал Фоу и мельком взглянул на их лица.
Они никак не отреагировали. Он облегченно вздохнул, радуясь такой удаче. Все 4 года работы он либо расследовал преступления, либо боялся, что кто-нибудь решит просмотреть запись его беседы с психиатром, которая была обязательной для приёма на службу. Боялся он и самого доктора Оккама, а когда узнал его получше и убедился в его излишней болтливости, то просто пришёл в ужас от того, что кто-то узнает – он клюнул на его уловку. В те далёкие летние деньки Даунхем ещё не знал о тесте Роршаха и всерьез воспринял болтовню Оккама о рисовании. Как, наверное, ухохатывался сам доктор, пересматривая те моменты в записи, где Фоу пытается убедить его в том, что его рисунки очень даже хороши, и он с радостью взял бы один на память.
На следующий день он похвастался подаренной кляксой своему напарнику и только по его реакции догадался, что дело пахнет жареным. Тогда ему удалось обратить все в шутку, но сможет ли он это сделать, если об этом проговорится сам Оккам или руководство вдруг решит посмотреть старые записи. От одной мысли об этом у Аленя поднимались волосы в самых неприличных местах.
- Брр…- он встряхнул плечами, пытаясь отделаться от неприятных воспоминаний. – Холодно...- тихо добавил он, чтобы не вызвать лишних подозрений.
Всё вышло в точности до наоборот. В этот раз он завладел их вниманием.
Лила перевела взгляд на раскаленную крышу пятиэтажки за плотно закрытым окном. Затем прищурилась, чтобы рассмотреть показания термометра, но даже в очках она так и не смогла различить цифры.
- +32. – ответил Даунхем на её немой вопрос. Они снова уставились на Фоу. В последнее время у него сложилось впечатление, что у многих работников полиции вся жизнь превращается в допрос с пристрастием, в котором каждый пытается отобрать себе выгодную роль допрашивающего.
- И тем не менее, меня морозит. - ответил он, прикрыв пятно от пота на рубашке. А вот если бы его пиджак остался там, где ему положено быть, то есть на его плечах, он бы не попал в такую неловкую ситуацию.
Их лица были предельно серьезны, словно его обвиняли в сокрытии важной информации международного уровня. Внезапно Даунхем улыбнулся.
- А…Хитро-хитро. Ничего не скажешь. Но уговор, есть уговор. Сегодня пиджак мой. – он деловито покачал пальцем.
- Тут явно что-то произошло, пока меня не было. – Лила пролистала небольшую стопку листов, которую она получила от секретаря вместе с кратким досье Полански. – А…Пиджак? Не знала, что ты можешь быть таким жестоким, Алень. Разве ты не знаешь, как его мать относится к дурацкой привычке Безила всё портить? Он теперь трясется над каждой вещицей, лишь бы ей угодить.
- Вот именно, знаю. – ехидно ответил Даунхем.
- Послушай, я действительно слишком часто и слишком быстро порчу вещи. Она даже ввела в свой новый роман персонажа, который только и делает, что всё портит. Угадайте, как его зовут? И к тому же… - внезапно он замолчал, раздумывая, стоит ли ему выкладывать всю подноготную.
Он уже проговорился насчёт уговора с матерью о том, что в течение этого года, он должен носить подаренный ею пиджак не реже, чем раз в месяц, периодически наведываясь к ней в гости, чтобы она хоть мельком взглянула на свой подарок. И к чему это привело? К нелепым подшучиваниям и насмешкам.
Алень даже написал письмо его матери. Найти её эмейл не составило труда. Она стала известной писательницей, и как подобает любому преуспевающему литератору, завела отдельную почту для писем от почитателей и фанатов её творчества. Его напарник всерьез решил доконать Фоу и совершил непоправимое – связался с Марцией Фоу.
Он прекрасно понимал, что будучи издающимся писателем в течение стольких лет, она приобрела немалую группу поддержки. И если сначала она ограничивалась только её друзьями, родственниками, и возможно, коллегами по работе из текстильной фабрики, то теперь она, наверняка, начитывала сотни, а то и тысячи фанатов.
Поэтому в теме письма он написал:
«Я работаю с вашим сыном».
И уж только потом «Здравствуйте». Он был уверен, что это сработает, и это сработало. Обычно Марция Фоу выделяла 1-2 дня в неделю, чтобы разобраться с письмами. Иногда она мельком просматривала извещения о письмах на случай, если в них будет что-то важное. Важнее благодарностей за проделанную работу и восхищения её талантом.
«Я работаю с вашим сыном» - этого было достаточно, чтобы она перестала прокручивать колёсико мышки и тут же открыла письмо. Она даже увеличила масштаб страницы, чтобы не упустить ничего важного.