Чужая кровь

Люк смотрел, никак не реагируя. Александр подошел ближе, на его лице проступил жадный интерес. Неожиданно он прищурился, подошел и начал пристально всматриваться в тяжелый перстень-печатку на руке пленника. Удовлетворенно кивнул, дал знак подождать, вернулся к столу, порывшись в ящике, достал толстые кожаные перчатки.

Перстень слезал с неохотой, будто сопротивляясь. Наконец Александр справился с вредным украшением и довольно кивнул. Изображение Звезды было выгравировано на гладком черном металле с внутренней стороны, а на лицевой сверкал небольшой черный бриллиант.

Дорогая вещь для наемника, пусть и высокооплачиваемого.

Удовлетворенно хмыкнув, Пирс положил перстень в шкатулку, к бронзовой Звезде, завибрировавшей при его приближении.

— Еще и мародерствуете… — с улыбкой покачал головой Локи. — Как не стыдно…

— Вам ли об этом говорить! — хмыкнул Пирс, снова бросая взгляд на часы. Дверь открылась, и в кабинет вошли двое.

Рослые. Похожие между собой. Шатен и брюнет. Они двигались слаженно, почти синхронно, плавно переступая, и шагов их не было слышно. Глаза Локи сузились.

— Надо же…

— Здравствуй, Локи, — улыбка шатена была безумной. Брюнет оскалился, крепче сжав посох. — Давно не виделись.

— Мейли, — голос Локи похолодел. — Винта.

— Как поживаешь… Брат?

— Хм… А я думал, вы умерли, — задумчиво потёр подбородок Локи. — Даже тризну организовал. И душевно отпраздновал. Приятно вспомнить.

Мейли побагровел. Посох затрещал в крепкой хватке. Винта оскалился.

— Как же я тебя ненавижу… — исступленно выдохнул Мейли. — Слов нет.

— Правда? — с удовольствием осведомился Локи. — Подробнее можно? Мне всегда было любопытно, где лежат истоки такого отношения. Я тебя, вроде, не обижал. Всё-таки брат Тора… Единокровный.

Мейли захрипел, уцепившись за посох, как за спасительную соломинку. На долю секунды глаза тяжело дышащего брюнета словно полыхнули голубым светом, как и навершие посоха, как и глаза Винты, и Люк подобрался, максимально концентрируясь.

— Ты! — заскрежетал зубами Мейли, воздух вокруг него словно загустел. Пирс и бойцы, молча наблюдающие это шоу, осторожно отодвинулись к стенам. — Мы только и слышали: Локи то! Локи это! Тор то! Тор это! Самые! Ладно, с братом понятно! Первенец! Наследник! Только это его не оправдывает! — Мейли едва не орал. — Тупица, только и умеющий молотком размахивать! Да по бабам шляться! И ты! Кто первый в бою? Локи! Кто любого до полусмерти заговорит? Локи! Кто чудеса создает? Снова Локи! Кто самый умный? Опять Локи! — прорычал Мейли. Винта подошёл к границе печати, жадно уставившись на Локи, слушающего разглагольствования давно считавшегося мёртвым аса. — Отец тобой восхищался. Всегда. И постоянно ставил в пример. Даже когда изгнал. Особенно после того, как изгнал! Хотя и кривил губу. Но все это знали: по сравнению с Тором и Локи мы — существа второго сорта!

Люк презрительно фыркнул.

— Зависть. Надо же! В жизни бы не догадался! — саркастично скривил губы ситх. — Бедняжка. Мне тебя почти жалко. Но ты продолжай, продолжай… Твой скулеж — музыка для моих ушей. Слабак. И поэтому вы поперлись через Биврёст в поисках приключений, но даже это сделали через задницы. Мать оплакивала вас. За каждую ее слезинку я спрошу с вас тысячекратно.

Локи встал. Волосы на его голове зашевелились, словно ими играл невидимый ветер. Винта резко отступил, выхватывая из заспинных ножен два коротких клинка. Мейли поднял посох, очертания которого потекли, открывая истинный вид: вместо привычного для путешественника деревянного шеста с граненым наконечником и круглым набалдашником в руке брюнета сиял голубым светом гибрид алебарды и скипетра. Рука сжалась крепче, и Люк увидел это: проступившие на коже братьев ломаные шрамы, превратившие их в сшитые из лоскутов куклы, полное безумие сломанных разумов и покорность воле невидимого пока кукловода.

— Зря вы вылезли из своих могил, Одинсоны, — Локи подошел к границе печати. — Гнили бы там дальше, горя не знали. Вы пришли в мой мир. Покушаетесь на мою жизнь. Пытаетесь что-то доказать за мой счет…

Посох засиял еще сильнее, люди, стоящие у стен, замерли, как кролики перед удавом — пустоглазые манекены.

— Утомляете меня своей тупостью.

— Мы поймали тебя! — безумно расхохотался Мейли. Люк снисходительно свел брови. Брюнет неосмотрительно сделал шаг вперед, и рука ситха вцепилась в посох.

— Это я вас поймал.

Люк шагнул вперед, выдернув из хватки опешившего от неожиданности Мейли посох, одновременно пнув его в колено. Кость хрустнула, брюнет упал, посох свистнул, серповидным лезвием перерубая шею Винты. Тело рухнуло, заливая ковер кровью, хлещущей из обрубка, голова весело покатилась к стене, прямо под ноги с интересом уставившегося на нее очнувшегося Рамлоу. Брок дернулся, бросил быстрый взгляд вокруг. Полыхнула Сила. Магнитные оковы разомкнулись, выпуская пленника.

Мейли вздернуло на ноги, точно марионетку. Ас бросился на стоящего перед ним врага, не обращая внимания на сломанное колено — Люк отлично слышал, как трутся друг о друга раздробленные куски костей, — на искаженном от ярости лице, превратившемся в гротескную маску, проступили тонкие линии шрамов и снова исчезли, мастерски скрытые чем-то вроде иллюзии.

Пята посоха воткнулась ему точно в солнечное сплетение. Мейли хрипло выдохнул, на миг остановившись. В то же мгновение в грудь аса впечаталась открытая ладонь Люка.

Брюнетом словно выстрелили из пушки. Мейли врезался в стену напротив, оставив огромную вмятину. Он упал на пол, едва шевелясь, Люк неторопливо подошел, и под его взглядом ас взлетел в воздух, вытянувшийся, словно часовой на посту. Ситх внимательно осмотрел спеленутого Силой Мейли, поднял лицо к потолку, подумал, довольно ухмыльнулся. Пирс с бойцами так и стояли, как изваяния — все видящие, слышащие, но не имеющие возможности отреагировать.

Подошедший Рамлоу встал за левым плечом ситха.

— Милорд?

— Урок, ученик. Живой мертвец… — Люк задумчиво прокрутил в руке посох, сияющий мертвенным голубым светом.

— Он не ощущается трупом.

— Да. Потому что еще жив, — пояснил ситх. — Видишь эти шрамы? Его ломали. Долго. Грубо. Не с целью что-то выпытать. Чтобы сломать. Пока разум не погиб. Он совершенно безумен. Одни инстинкты, легкий налет личности, чтобы смог выполнить вбитую в него программу. Реабилитация невозможна. Труп. Игрушка для одноразовой миссии — на большее не годится. Мне интересно, кто же дергает его за веревочки — за ним стоит кто-то, кто-то действует через него.

— Узнать можно?

— Попробуем… — предвкушающе улыбнулся Люк. — Все равно помешать нам некому: эти марионетки не в счет, а от взглядов разных любопытствующих я нас прикрыл.

Сила загудела, словно набирающий мощь торнадо. Брок отступил на шаг, благоговейно распахнув глаза. Еле дышащий Мейли завис посреди печати, Люк поднял правую руку перед собой, собрав пальцы щепотью. Глаза ситха налились золотым сиянием, белки стремительно покраснели.

Пальцы медленно разошлись, ладонь открылась — как распускающийся под солнцем цветок, и Мейли забился, хрипло воя, как животное, под неостановимым прессом Силы, раздирающей остатки разума, вгрызающейся в энергетику в поисках зацепок и следов.

Лицо Люка закаменело, черты заострились, и стоящий рядом Рамлоу отлично видел, как сквозь шелуху человечности проступает кошмарное. То, от чего можно только бежать.

Мейли уже не хрипел, только трясся всем телом, из ушей, глаз и уголков рта потекли тонкие струйки крови. Проступили уродливые рубцы — словно его резали и рвали, а затем грубо сшивали на живую нитку, не особо заботясь о качестве швов.