Страница 3 из 112
Тяжелое серое небо тихо роняло крупные ослепительно-белые снежинки, ветер гонял их по ледяной пустыне. Внезапно раздались тяжелые шаги.
Рослый, мощного телосложения мужчина в золотых доспехах изумленно моргнул единственным глазом, рассматривая дикое зрелище: ледяная пустошь, скальная гряда, торчащая, словно клыки хищника, небольшая выемка-пещерка у основания самой высокой скалы и спрятанный в ней младенец, погруженный в безмятежный сон.
Мужчина огляделся, хмурясь, но вокруг только завывал все больше усиливающийся ветер.
Воин поправил тяжелый плотный плащ, подхватил корзину и зашагал прочь, бросая на небо острые взгляды. Он шел и шел, пока небо не пробила радуга, одним концом упершаяся в лед. Мужчина коснулся разноцветного облака рукой, и исчез, словно пройдя сквозь невидимую дверь.
Небо снова стало серым и хмурым.
Ледяной нарост на одной из скал потек, превращаясь в синекожего гиганта с алыми глазами. Несколько минут великан изучал пространство тяжелым взглядом, пока его губы не искривились в неприятной ухмылке.
— Что ж, сын Бёра… Ты сделал свой выбор. Теперь живи с ним!
Полный ненависти и злорадного удовлетворения голос грохотал камнепадом. Великан встряхнул черноволосой головой, длинные пряди хлестнули по плечам бичами. Багровые глаза наполнились болью, когда он бросил взгляд в сторону скал… Мужчина выдохнул, отвернулся и растворился в резко забушевавшей снежной буре.
***
Фригга тихо напевала, покачивая на руках сладко спящего младенца. Прекрасное лицо царицы застыло, на лбу образовалась крошечная складочка.
Наевшийся до отвала ребенок спал, иногда причмокивая, но женщина не сюсюкала умиленно и не улыбалась.
Она думала.
Ведь поразмыслить было о чем.
Осторожно заглянув в соседнюю комнату, Фригга вздохнула, бросив внимательный взгляд на спящего в кровати мальчишку. Сердце, как и всегда при взгляде на Тора, сжалось.
Ее сын. Не ею рожденный, но выкормленный ее молоком. Зовущий ее матерью.
Её сын. Первый. Старший. А теперь вот и второй появился…
Фригга моргнула, не давая слезам вытечь. Она будет сильной. Как и положено супруге Одина, законной супруге, его царице, сидящей на золотом троне.
Женщина еще раз судорожно вздохнула, но нашла в себе силы улыбнуться. Что ж… Она выкормит и этого сына. Выкормит своим молоком. Воспитает… Ведь родители не те, кто родили, а те, кто воспитали. Локи, как и Тор, будет звать ее матерью, и этот титул, более заветный, чем царский, она пронесет с гордостью.
А там и свои дети появятся.
— Спи спокойно, сынок, — нежно прошептала принявшая решение женщина. — Спи, мой маленький…
Она тихо направилась к кроватке, напевая колыбельную.
***
Жизнь снова преподнесла сюрприз.
У него появилась семья. На этот раз полная — для разнообразия, видимо.
В принципе, Люк и раньше не страдал от своего половинного сиротства, он был настолько зациклен на отце, что мало обращал внимания на отсутствие матери, ему и бабушки с тетками и сестрами разной степени родства хватало. Ну и дедушки… Куда ж без него.
Теперь у него есть и мать, и отец. И даже старший брат, для комплекта. Ни один из них не родной ему по крови. Тор — молочный брат, Люк узнал об этом довольно быстро. Может, он и выглядит младенцем, но сознание-то совсем не детское! Чем Люк и пользовался, к своему удовольствию — он слишком хорошо знал, насколько важна информация.
А люди, ну, или асы, склонны болтать, не обращая внимания на детей. Идиоты, если честно.
Люк никогда не допускал такой фундаментальной ошибки. Ребенок может не понять услышанное, но он запомнит и рано или поздно вспомнит. И хорошо, если это будет что-то хорошее… А если нет?
С семьей вообще весело получается.
Фригга, его молодая, очень красивая и умная мать, не рожала ни его, ни Тора. Маленький ас чистокровным асом не являлся. Это так, для начала. Внебрачная связь, дело житейское, Один нагулял его до свадьбы, от какой-то Йорд. Кто она, Люк пока что понятия не имел, но слышал шушуканья, что мать Тора подданной Всеотца, как уважительно называют асы своего царя, не является.
Не является и постоянной любовницей… Так, случайная связь, закончившаяся вполне предсказуемо, вот только, в отличие от многих других мужчин, Один своего бастарда забрал, признал и вообще никак не комментировал происхождение сына, а вот с Люком, или, как его теперь называют, Локи, расклад немного другой.
Пробуждение в ледяной пустыне произвело на него огромное впечатление своей… неопределенностью. Кто его туда приволок? Зачем? Люк сходу мог назвать сразу несколько вариантов: его оставили умирать; его решили спрятать, зная о нечувствительности к низким температурам; это было какое-то испытание, которое он обязан пройти… И это только самые напрашивающиеся.
Кто бы его ни засунул под ту скалу, забрал его Один.
Люк знал это четко, невзирая на транс, удививший одноглазого аса, который принял его за глубокий и безмятежный сон. Скайуокер прерывать медитацию не стал, четко ощущая, что вреда не нанесут, наоборот, Один закутал его в плащ в попытке окружить максимальным комфортом до тех пор, пока они не прибыли в Асгард, а потом Люка передали на попечение Фригги и толпы служанок, начавших сюсюкать и умиляться. Попутно его искупали, одели, а потом и покормили.
Люк лежал на руках Фригги, сыто улыбался и слушал во все уши.
Время летело незаметно, ведь Люк не просто слушал, он еще и делал выводы, а также принимал меры.
Самое первое, что Скайуокер узнал о себе — он является кем-то вроде политического заложника. Вклад в будущее, сделанный Одином, который нашел и забрал единственного ребенка своего побежденного врага, решив вырастить его как своего.
В принципе, разумное решение и довольно распространенная практика, вот только исполнение слегка подкачало.
Люк иногда ловил на себе очень странные взгляды Одина — когда ас вспоминал о родительских обязанностях. Почему?
Пока было не очень понятно, мысли мужчины Люк прочитать не мог, у Одина оказались неплохие щиты, а вот чувства — запросто, видимо, про эмпатию Всеотец или не знал, или не подумал, посчитав неопасной.
Один смотрел, задумчиво хмурился иногда, словно сравнивая Люка с Тором… После третьего такого взгляда и случайной оценки своей внешности в зеркале (Фригга собиралась куда-то и таскала его на руках), Люк принял меры.
Сила уже потихоньку начала менять его новое вместилище, ведь Скайуокер за свою предыдущую достаточно долгую жизнь слишком привык к своей внешности. Она его устраивала целиком и полностью, и отказываться от нее ситх не считал нужным, поэтому процесс изменений стал более целенаправленным.
Однако самым главным было не это, а то, что Люк обнаружил в медитации.
По неизвестной для ситха причине его Сила прочно ассоциировалась с холодом. В принципе, если принять за аксиому утверждение Одина о том, что Люк — полукровка, а его отец — ледяной великан, что бы это ни значило, то тогда становится понятно, почему он резко стал морозоустойчивым и почему жара пустыни сменилась ледяной вьюгой.
Люку это не нравилось.
По многим причинам, не в последнюю очередь из-за воспоминаний о некоторых видах наказаний, которым его когда-то подвергал дед. Палпатин прекрасно знал, что его потомки — и Вейдер, и Люк — ненавидят холод во всех его проявлениях, и прекрасно этим знанием пользовался, не испытывая никаких угрызений совести.
Люк отлично помнил, как сидел в промороженной насквозь камере в окружении исаламири, с шоковым ошейником на шее, не дающим погрузиться в медитативный транс, и единственным способом пережить этот ужас было постоянное движение.