Страница 109 из 112
Стивен был даже… раздражен.
Не то чтобы это что-то изменило!
Люцифер действовал как любой тиран: есть два мнения, одно неправильное, другое — мое. Чхать он хотел на желания и чаяния Стивена, на то, что вообще-то он, на минуточку, Верховный маг, и защита Земли входит в его прямые и непосредственные обязанности, на то, что владеет Оком и может просмотреть вероятности будущего, выбрав оптимальное.
Он просто взял мага за шкирку и бросил в убежище, хорошо хоть, Вонга снаружи не оставил, спасибо за малые милости!
А ведь Стивен мог помочь.
Увы, все, что магу позволили, — уборка последствий. Пусть битва прошла в космосе и планеты Земля не коснулась, Стренджу с остальными пришлось потрудиться, чтобы вычистить порталы — произвольные и нет, — найти затаившихся вредителей, убрать кое-какие разрушения… Да мало ли где можно найти применение магическим талантам!
Стрендж исполнял приказы, хотя и корчился от того, что им приходится следовать, подгонял остальных, бурчащих и возмущающихся этим фактом. Если честно, маг своих подданных понимал и одобрял: какого черта они должны заниматься уборкой и прочей чушью? Раньше о таком и в самом страшном сне не думали, маги занимались защитой, зачастую превентивной, а не… этим!
Вот только Люциферу было плевать, а под многообещающим золотым взглядом все возражения как-то сами собой вяли на корню.
Впрочем, трудовые будни закончились, и снова можно было заняться нужным: просматриванием вероятного будущего, опасного для Земли.
Маг крутнул подвеску, не замечая, что сияние камня еле заметно запульсировало, но потом вновь стало ровным и непрерывным.
***
Планета была похожа на луковицу.
Аургельмир засел на верхушке старой скалы, равнодушно наблюдая за мельтешением внизу обитателей этого мира.
Люди никакого положительного впечатления не производили, напоминая гримтурсу насекомых: бегают туда-сюда, суетятся… Пока не придет хищник-пожиратель. Впрочем, он сюда не на них пришел любоваться, а по делу, вообще-то. Равнодушно отвернувшись, гигант выпрямился и зашагал вниз, поглядывая по сторонам.
Для людей это была старая гора, не слишком-то и высокая, со срезанной вершиной. Покатые склоны, по которым, как в древности, носились козы и чумазые пастухи. Чахлая растительность и пожухлая от жары трава.
Олимп, гора богов, давно уже не оправдывающая свое громкое имя.
Для людей — еще одно геологическое образование с громкой историей, для гримтурса — нечто совершенно другое.
Мутно-голубые, с белесым оттенком глаза, похожие на куски придонного льда, моргнули, зрачки запульсировали — по два в каждом глазу, — когда гримтурс посмотрел вокруг, выискивая дорогу. Гора словно выросла вверх, похожая на срезанный пень неимоверно огромного дерева: внизу пошире, словно врастающая в планету, затем длинный ровный ствол, вершина которого терялась в облаках.
Гримтурса этот «пень», на котором еще блестели остатки разрушенных построек, не интересовал, он осторожно скользил вдоль, перескакивая через щели-провалы, переползая по корням, цепляясь когтями, неуклонно продвигаясь к цели.
Наконец Олимп был обойден, и Аургельмир двинулся дальше, вертя головой, выискивая видимые только ему отметки. Сейчас древнее существо было довольно, как никогда: гримтурс как-то посетил эту планету, путешествуя, вступил в конфронтацию с местными наглецами, мнящими себя богами, хотя правили они ну, может, парой тысяч верующих, и то половину составляли козы и овцы. Гримтурс тогда хорошо развлекся, показывая, на кого можно гавкать, а от кого надо прятаться за забором.
Хорошие времена…
Тогда эти самые олимпийцы были совсем молодыми и гонористыми, глупыми, считающими, что они на своей кочке полновластные владыки. На этой кочке, может, и да, но не на других территориях. Верующих было мало, и боги насмерть махались с претендентами, устраивая массовые побоища. Жить им хотелось хорошо, и олимпийцы истребили титанов, кого сожрав, кого загнав в Тартар. Впрочем, титаны Аургельмира не интересовали: это только в сказках, сидя на голодном пайке, можно выжить, чтобы дождаться шанса, вылезти и настучать обидчику по организму.
В реальности титаны и прочие гекатонхейры давно сдохли, отдав жизненную силу победителям, да и если б они сумели выжить, чем смогли бы помочь? Ничем. Поэтому Аургельмир шел мимо, вдоль подножья Олимпа, вдоль Флегетонских полей, все еще покрытых курящимся пеплом сожженных титанов и хтонических чудовищ, мимо входа в Тартар, попутно размышляя о перипетиях судьбы.
Тот, ради кого гримтурс пришел на эту планету, находился не в Тартаре, тюрьме для всех, а в построенном специально для него филиале местечкового Ада. Услышал о нем Аургельмир случайно, став свидетелем песнопений во славу любимого божества какого-то козопаса. Услышал и заинтересовался.
Осмыслил услышанное и разузнал подробности.
То, что в мифах выглядело борьбой за жизнь и избавлением от тирана, в реальности оказалось борьбой за власть и силу. Тогда Аургельмир из любопытства нашел узилище, но помогать пленнику не стал: благотворительность никогда не являлась его приоритетом. Да и смысла в помощи он тогда не видел, что не помешало поставить метки, чтобы не забыть и не потерять.
Второй раз гримтурс посетил данную местность спустя долгое время, когда олимпийцы вышли на пик своего могущества. И в третий раз он обновил метки, когда боги стали медленно, но уверенно деградировать, обожравшись дармовой энергии, даваемой верующими по привычке: на чудеса обитатели Олимпа давно не разменивались.
Аургельмир и сам не знал, зачем ходит и проверяет, но чуял, что это важно. Так и оказалось: настал момент, когда и от законопаченного под землю будет польза.
Для людей это выглядело скалой, торчащей из холма, для него — могучим деревом без листьев и плодов, вгрызающимся корнями в неподатливый камень. Впрочем, и само дерево от него не отличалось.
Когда-то живое и зеленое, оно засохло, окаменев, однако все так же крепко держало вход, и печати, вросшие в кору, казались нетронутыми и крепкими. Гримтурс ковырнул на пробу когтем одну, получил разряд молнии, хмыкнул и отступил.
Пора.
Аургельмир подцепил самую тусклую бронзовую печать, напрягся и принялся медленно отдирать ее от коры, щедро вливая свою магию. Печать звенела и стонала, воздух пошел волнами, грохотали и сверкали молнии, но гримтурс никогда не был богом, являясь существом совершенно другого порядка, и печать, поставленная Зевсом и его братьями, давно канувшими в Лету, не могла его остановить. Лопнула невидимая струна, бронзовый диск разломился на три части, и гримтурс отбросил обломки в сторону.
Дерево мелко затряслось.
— Дальше сам, — пророкотал Аургельмир. — Посмотрим, есть ли в тебе достаточно сил, чтобы выбраться, или ты так и сдох там, Скопец.
Печати все так же сияли в коре каменного дерева. Где-то далеко Око Агамото неуверенно вздрогнуло, словно пытающееся начать биться сердце.
***
Люк резко открыл глаза, просыпаясь.
Обвел внимательным, совсем не сонным, взглядом спальню, совершенно не смущаясь царящей в ней темноты: пусть спать он мог в любых условиях, Люк предпочитал комфорт, тишину, темноту и тепло.
Он недовольно нахмурился, пытаясь понять, что именно его разбудило. Сила, заполняющая дворец океаном, начала волноваться, словно штиль сменился волнением. Ситх чувствовал, что огромная масса энергии пришла в движение, как от брошенного в пруд камня идут волны.
С того момента, как Люк заявил свои права на Землю как на личную вотчину и никто не оспорил его заявку, он ощущал всю планету благодаря Силе. Погруженный в океан энергии, он всем своим существом ощущал невидимые течения, приводящие в движение все вокруг, знал, что происходит… Может, не абсолютно точно и ясно, к такому уровню связанности с планетой и ее жителями он не стремился, но понимание основных процессов имел.