Страница 34 из 35
Изограф пошарил в поясной сумке:
— Вот. Переломи.
Князь брезгливо взял пальцами заляпанную кисть, переломил черенок и расширил глаза, увидев, что на изломе появилась бурая капля.
— Да он ещё и колдун, — с презрением бросил Мирослав.
— Нет, василевс, — раздался хриплый голос Георгия, — я учил этого отрока полтора года, он исповедался и молился и жил, как добрый христианин.
— Где ты видел кровавый куст? — спросил князь, — и как тебя звать?
— Юрий, батюшка-князь. Куст растёт в Берестечне, на берегу Двины. Я могу нарисовать путь на доске.
— Рисуй, — согласился князь.
Юрась быстро набросал край деревни и изгиб речки. Рогволод взглянул, кивнул коротко.
— Добрыня, Хельги — на конь! Езжайте в ту Берестечню, разройте куст, перекопайте вокруг всё, руками землю переберите, что найдёте везите сюда. Княжич… — он пристально глянул на сыновей, — Всеволод — с ними. Рогнеда — ступай в терем, не девичье это дело. Все остальные — остаются и ждут. Можете помолиться, но тихо. Сигурд, глаз не спускай с этих… изографов, головой отвечаешь. И не дай бог кому из церкви выйти хоть на три шага.
— Отец, послушай, — начал Мирослав.
Рогволод рявкнул:
— Молчать!!! Всем молчать.
Ожидание было тягостным. Георгий сидел у стены, потирая грудь, ему было нехорошо. По счастью осталось полкувшина воды, запасённой Кошем и учителю дали пить. Остальные терпели. В храм явился опоздавший священник. Князь велел ему возвращаться домой: освящения сегодня не будет. Мирослав небрежно уселся на подоконнике, поигрывая кинжалом. Удивлённый Юрась заметил — и вправду ножик с золочёной причудливой рукоятью был точь-в-точь как на фреске. Впрочем, ясно было и другое — даже если князь Рогволод убедится, что изограф не соврал, княжич найдёт способ отомстить за сегодняшнее поношение.
Посланцы вернулись к закату, когда в церкви стало темнеть. Они вошли в храм молча, поклонились князю. Изяслав протянул отцу пучок веток, перепачканных бурым:
— Так и есть, батюшка. Куст там был, кровью тёк. Мы разрыли корни и нашли под ними скелет человека. Ни меча ни герба ни жуковиньев ни лошадиных подков.
— Хорошо, — протянул князь Рогволод, — похоже, что ты, изограф, сказал правду. Или хитро подстроил ловушку, чтобы очернить сына перед отцом. Киевские князья — злые лисы, они дорого дадут, чтобы лишить меня силы, отнять десницу.
— Пусть будет божий суд, отец! — Мирослав стал похож на охотящегося пардуса, гибким движением он подскочил к ближайшему гридню и взял у того меч, — держи, если ты мужчина!
Юрась взялся за рукоять прежде, чем начал думать. Оплетённая кожей, небольшая и ладная, она крепко сидела в ладони. Лезвие было чистым, не слишком длинным, не слишком тяжёлым, от него словно прибывало силы в руках. Юрась подумал, что в первый и, скорее всего, в последний раз в жизни взял клинок. Был бы Олелько жив — он бы порадовался мечу…
— Ступайте во двор, — приказал князь Рогволод, — хуже нету греха, чем кровь пролить в церкви.
Гридни расступились. Юрась поймал отчаянный взгляд Лёвки и улыбнулся ему — по крайней мере подмастерье стал мастером. Во дворе воины встали в круг, пропустив княжича и его противника в середину. Мирослав быстро разделся до пояса — божий суд не терпит ни кольчуг ни брони. Юрась скинул рубаху, оставшись в холщовых портах, беззащитный и бледнотелый, с безволосой, впалой грудью и жалкими бусинками сосков. По сравнению с загорелым, налитым силой княжичем, он смотрелся особенно жалко. Но страха не чувствовал. Божий промысел, божий суд — если Христу нужна его жизнь, пусть берёт. Жаль только, мало прожил. Юрась попробовал рубануть мечом воздух — клинок мчался вперёд, послушный и ловкий. Княжичу не захотелось ждать, он пошёл вокруг противника быстрым, крадущимся шагом. Пытаясь успеть за ним, Юрась пошатнулся и чуть не упал. Первый удар Мирослава был неожиданным, словно гроза с неба. Чудом успев отдёрнуться, Юрась попробовал стукнуть его мечом. Клинки столкнулись с яростным звоном, изограф чуть не выронил оружие и отступил. Гридни начали пересмеиваться, Мирослав засиял улыбкой. Он играл с противником как с мышонком, и ему это нравилось. Наконец, одним сильным рывком княжич выдернул меч противника и занёс над Юрасем клинок:
— Признавайся, кто и зачем подослал тебя, смерд!
— Никто. Убивай, — совершенно спокойно сказал Юрась, — божий суд, богу виднее.
— Погоди убивать, — приказал князь Рогволод. Он медленно вошёл в круг и подобрал выбитый меч, — а пойдёшь ли со мною на божий суд, сын мой единокровный? Докажешь ли железом против железа, что чист от крови брата твоего Изяслава?
Мирослав остановился как вкопанный. Синяя молния взгляда скрестилась с серо-стальной, отец и сын смотрели друг другу в глаза. Было тихо. Наконец молодой княжич с силой вонзил меч между брёвнами мостовой: