Страница 71 из 104
Вёльф подождал пока процессия выйдет, затем посмотрел на короля. Тот стоял с непроницаемым лицом и смотрел на двери, затем развернулся к премьеру и будничным голосом произнёс:
— К сожалению, я не смогу присутствовать на суде и казни, ты заменишь меня.
— Ваше Величество, не кажется ли вам, что сажать Терхенетар под замок…
— Это не менее верное решение, чем казнить мятежников и предателей. К тому же для неё это будет и полезно и безопасно. Веды продолжают копать себе яму, так что изолировав Терхенетар от них, мы сможем её оправдать. Если конечно она согласиться отказаться от своих любимиц и признать их вину.
Вёльф не стал продолжать разговор, а быстро составил документ, по которому перенимал все полномочия короля, пока тот будет отсутствовать.
— Я доверяю тебе, Генрих, надеюсь, ты оценишь это — пристально глядя в глаза премьера, сказал Илорен и наклонился к столу, чтобы подписать поданную бумагу. Затем поставил свою печать и передал её премьер-министру.
— Я благодарен тебе за доверие, Илорен, — поклонившись, искренне ответил Вёльф.
— Что же, до встречи.
— До встречи, Ваше Величество.
И они разошлись в разные стороны: премьер-министр к Залу Совета, а король к Госпоже Ведьме.
Перед покоями Терхенетар он ещё раз проинструктировал охрану, относительно домашнего ареста и приказал не впускать и не выпускать никого без его ведома. Затем вошёл к ведьме.
— А, наш правитель, чем обязана?
— Покажи на карте, куда мне ехать?
— Пойми, эта девушка не та за кого себя выдаёт, её нужно уничтожить.
— Мне надоело это слушать, Терхенетар! — сорвался Илорен, потом провёл рукой по глазам и тихо, но напряжённо продолжил, — так что избавь меня и просто назови место. Возможно, я успею спасти хотя бы жизни ведам. Я не блефую — их убьют, всех.
Ведьма пристально посмотрела на него, потом, презрительно скривившись, подошла к карте, мозаикой выложенной у неё на стене и показала то место, где находилась будущая королева. Илорен достал свёрнутый экземпляр дорожной карты и отметил его, потом ни слова не говоря, вышел и вскоре уже скакал спасать свою невесту.
Вёльф провёл время до суда в хлопотах. Заседание совета он ограничил до одного часа, всё остальное время у него заняли личные дела.
На главной площади уже приготовили эшафот, на котором были поставлены гильотина для барона и по четыре виселицы по бокам от неё для людей более низкого происхождения, таково было распоряжение монарха. Проходя мимо этих сооружений, все трепетали внутренне, надеясь на благополучный исход и в то же время испытывая некоторую потребность в кровавом завершении этого дня, в который, как и во все предыдущие жизнь набивала себе цену чередой похорон и ожиданием казней.
— В конце концов, это из-за таких вот мы теперь все должны страдать — говорили одни горожане, поощряя решение правительства относительно нераскаявшихся бунтовщиков.
— И правильно — вторили другие, — вон Привратника пожалели, и теперь он напустил к нам монстров вместе с этими сумасбродными ведами.
— Ах, не произносите при мне это слово, — отвечали третьи, — вот кого надо бы первыми возвести на эту сцену.
Так рассуждала толпа, стоя неподалёку от здания суда, построенного когда-то для решения бытовых вопросов особенно эмоциональной части населения, склонной к активной гражданской деятельности. Только во время рассмотрения дела Морта здесь звучало слово убийство, но это было очень давно и в тот раз присутствовали и сам король и Госпожа Ведьма, а дело рассматривал Совет. С этого дня подобные преступления становились частью стандартной судебной практики и решались обычным составом судебной коллегии, которая выглядела бледнее преступников, страшась необходимости вынести смертный приговор.
Итак, всё было готово. Заняли свои места обвиняемые, судьи, присяжные, зрители, обвинитель и адвокат. Слушание началось, и кто-то упал с подоконника в окно, неподалёку от присяжных, втиснутый напиравшей с улицы толпой, не успевшей занять места в зале. Напряжённую тишину разорвало нервным смехом присутствующих, оплошавший зритель, которому невозможно было ни найти места внутри, ни вернуться на подоконник, уже занятый кем-то другим, был выведен охраной. Главный судья, неестественно грозно хмурясь, постучал молотком и призвал к соблюдению приличий, строго посмотрел на уверенных в своём праве «форточников», безмятежно торчавших в окнах и начал слушание. Обвинитель степенно поднялся и сделал трагичное лицо, как на театре, а потом заговорил:
— Господа, соотечественники, друзья и соратники, обращаюсь к вам со словами сочувствия. Ибо есть среди нас те, кто покусился на наши устои, на всё то доброе и светлое, что составляло нашу бессмертную жизнь. Эти люди, которые сидят перед нами на скамье подсудимых, вероломно напали на двух молодых женщин и юношу…
В народе попереглядывались, припоминая что «юноша», по общему мнению, был убийцей и бывшим гвардейцем, а одна из молодых женщин была ведой и не самой популярной в народе, но в целом обличительная речь удовлетворяла, и никто не стал прерывать.
— Напали, как дикари, с подручными орудиями, посреди города и это при том, что одна из женщин была нашей будущей королевой, а значит и гарантом процветания нашего Мира. Помимо прочего, были совершены и другие нападения и есть все основания полагать, что это действия одной подпольной организации, поставившей своей целью уничтожение нашего Королевства. Все мы знаем о тех ужасных событиях, которые произошли в последние чёрные дни, не стану повторять то, что каждый из нас и без того обсудил многократно с друзьями. Напомню лишь, что именно с этих ужасных нападений началась гибель нашего вечного беспечного счастья. — На последних словах у обвинителя проступили слёзы, у него месяц назад родилась дочь, названная Аетерна (Вечная) и об этом знал весь город. И многие всхлипнули на последних словах и зааплодировали ему, выражая сочувствие и солидарность.