Братья наши меньшие

Я так и не понял, зачем Лешка меня звал.

За несколько дней до Нового года пошел снег. Для нашего южного климата это значит, что на улице будет полно не просто грязи, а грязи, перемешанной со снежной кашей. Сверху это коричневое безобразие посыплют песком и хлоридом натрия, а у обочины снег в желтый цвет покрасят собаки, выжившие после очередной облавы.

Так, собственно, и получилось.

На работу я добрался в самом скверном расположении духа, даже с вахтером погавкался — с Семенычем-то, добрейшей души человеком!

Я зашел в кабинет и включил видеоокно — заиграла приятная музыка, а в окне закружились яркие, желтые и красные, осенние листья. Они появлялись на экране и, не успевая лечь на землю, исчезали. Настроение они мне все-таки подняли. Люблю я осенние листья.

Я отвернулся от окна, сел на место, включил компьютер и полез на первый попавшийся сайт. Думал только о машине, которая обрызгала меня грязной снежной жижей, и нищем, который послал меня на три веселые буквы, потому что я не дал ему мелочь.

«Тварь, — сказал я ему, — иди работай, незачем штаны просиживать. Видишь, я работаю, люди работают, а ты сидишь тут в своей оборванной одежде и воняешь дерьмом, как последний подонок. Мать твою, хоть бы постеснялся вонять тут, в самом центре города!»

Нищий посмел обидеться: он не знал, что я злой, что за пару минут до нашей случайной встречи меня окатила грязным душем глянцевая тупорылая иномарка.

Пару минут размышляя подобным образом, я без всякой мысли смотрел на главную страницу порносайта. Потом встрепенулся и пригляделся: ошибки быть не могло.

Сказал задумчиво:

— Оба-на! — и полез в карман за пачкой сигарет.

«Похоже, для кого-то этот день будет еще хуже», — отстраненно подумал я. Нет, не было во мне злорадности, но и сочувствия особого тоже не было, просто очень захотелось курить, и все.

Я выключил монитор, сунул сигарету за ухо и вышел из кабинета.

Мишка Шутов, начальник отдела убийств, очень кстати стоял в курилке. Хохоча после каждого слова, он рассказывал об очередном сайте, где в реальном времени пытали народ. Сигнал шел с вебкамеры, установленной где-то в подвальном помещении, предположительно в поселке под Москвой. Если прислушиваться к Мишкиным словам, выходит, что это смешно; народ и впрямь ржал, внимая Мишке.

У Мишки голова гладкая и лысая, как морской камень-голыш, сам он худющий и, пожалуй, безобразный, однако женщины к нему липнут, что те мухи; чуть ли не дерутся за Мишкино внимание и благосклонность. Есть в этом тщедушном мужичке внутренняя сила, способность зажигать в глазах огонь; Шутов, проще говоря, прирожденный лидер, не то, что я. Он вроде Наполеона, но только проще и добрее. И червонец до зарплаты всегда даст взаймы, а вот Наполеон, сволочь французская, не думаю, что одолжил бы.

Я зашел в курилку — народ вежливо посторонился, — сунул мятый сигаретный фильтр в рот, прикурил от зажигалки, предложенной угодливой рукой. Прислушался к Мишкиному трепу.

— …а на главной страничке рожица такая смешная, ну знаете, на манер японской манги: девочка-девчоночка, голова размером с тельце, квадратная такая, глазища огромные вылупила и ручками тонюсенькими машет; улыбается, лопочет, мол, самый добрый сайт на свете вы посетили, добро пожаловать, добрый человек, добру и взаимопониманию учиться. Маскируются, понимаешь, сволочи! Ну я-то — тертый калач, кликаю на девчонку, в окошке «поиск по сайту» пишу: «пытки». Сайт мне сразу: «Опля! Какие предпочитаете? Арабские? Египетские? Инквизиция, может? Раскаленная добела железная печать? Кожаная плетка-двадцатихвостка? Выщипывание волос в носу? Все в реальном времени, палач уже моет руки, надевает резиновые перчатки и готовится истязать несчастную жертву! А всего за девятьсот девяносто девять рублей девяносто девять копеек он отрежет для вас палец!» Сбоку циферки мелькают — от единицы до двадцати одного. На выбор, понимаешь, какой палец отрезать. — Мишка затянулся и замолчал; народ смотрел на него, ожидая продолжения, а потом до всех дошло. Заржали.

— А если б женщину пытали? — спросил кто-то.

— Там условный переход прописан программерами, для женщины циферок двадцать…

Опять заржали.

«Гады, — подумал я, улыбаясь для порядка. — Извращенцы поганые».

— Это еще что! Вчера была история! Вышли на сайт «мясников», ну тех, которые человеческим мясом через Интернет торгуют…

— Миша, — перебил я его, — поговорить надо, хорошо? Срочно. Очень важно.

Шутов рассеянно кивнул, а его и мои подчиненные скривились, кто открыто, а кто отвернулся заранее. Меня недолюбливали. На работе я бываю порядочной сволочью, а если уж такая сволочь, как я, становится начальником отдела всего лишь после года работы — чем не причина для ненависти? Да еще мой сарказм, злые, но умные шутки, на которые подчиненным нечего ответить — тупые они потому что; им приходится молчать, угодливо улыбаясь. За все время работы я сдружился только с Шутовым. А еще секретарь шефа, Ириночка, на меня заглядывается. Не знаю, что она во мне нашла. Мазохистка, наверное.

Сам Наиглавнейший Шеф, глава института и полковник ФСБ по совместительству, когда вызвал меня, чтоб уведомить о повышении, смотрел с неприязнью, будто на таракана какого. Быть может, таким макаром он хотел сжить меня если не со свету, то с работы — точно. Думал, верно, что не выдюжу напряга со стороны обиженных, пролетевших с повышением коллег и уволюсь к чертям собачьим. Но к людской неприязни мне не привыкать со школы. Я выдержал и заработал если не любовь, то хотя бы уважение, пускай и густо замешенное на ненависти.

Теперь многие считают, что я подсиживаю шефа. И я их не виню. Людишкам так проще жить: враги должны быть, без них никак.

Не помню точно, когда великий русский народ стянул у американцев традицию праздновать День благодарения. Случилось это лет десять назад, когда я только закончил школу. Ничего удивительного в похищении праздника, конечно, нет; мы готовы украсть любой праздник, если есть надежда, что он превратится в выходной. Так, кстати, и случилось.

Общеизвестно, что американские семьи в День благодарения кушают индейку, птицу, которой наш народ лакомится нечасто. Но эту проблему решили просто: индейку заменили русской народной курицей, а куриц, чтоб разжирели до подобающего размера, напичкали стероидами и еще какой-то гадостью. Потом на Западе вышел закон о том, что нельзя есть животных, разумность которых превышает 0,2 по шкале Бройля-Хэмма. Наши подхватили. Оказалось, правда, что у большинства куриц разумность колеблется в районе от 0,25 до 0,3. Выход нашли быстро (опять стянули у Запада): цыплятам кололи какую-то гадость, отчего птичье поголовье к половой зрелости благополучно тупело. Таким образом, российский праздник благодарения был спасен, а традиция есть откормленных куриц плавно перекочевала на Новый год.

Было это, правда, до кризиса; до того, как скот стал повсеместно дохнуть. Но отменять закон не собирались.

Именно из-за приближающегося Нового года я покинул курилку. Мишку так и не дождался. В ответ на мои кивки, мол, выйди — надо поговорить, надоел ты уже со своими идиотскими историями, барон Мюнхаузен хренов, он отмахивался и обещал зайти минут через пять. А сам продолжал рассказывать до колик смешную байку сайта, через который продавали человеческие котлеты, человеческие наборы для холодца, пиццу с человечиной, человеческие уши, запеченные в тесте, и так далее.

Время поджимало. Я договорился с Игорьком, что он подъедет сюда к полудню.

Я заглянул в свой кабинет. Накинул на плечи старенькую кожаную, подбитую мехом куртку, а на голову натянул вязаную шапку. Протопал мимо столика вахтера к лифту. Семеныч был зол на меня и притворялся, что внимательно читает газету. Жирный заголовок на титульной странице гласил: «МЯСНОЙ КРИЗИС ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗАКОНЧИТСЯ В НОВОМ ГОДУ». Чуть ниже был другой: «МЯСНЫЕ БАНДЫ ГРАБЯТ ФЕРМЕРОВ НА ВОСТОКЕ ОБЛАСТИ». И третий, совсем мелко: «ИЗВЕСТНЫЙ ПРОРИЦАТЕЛЬ ИВАН КОРЕЙКИН ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО ЛЕДЯНУЮ БАШНЮ ПОСТРОИЛ ЯПОНСКИЙ ПРОРОК МЯСАГАВА ИЗ ШАМБАЛЫКА».