Страница 29 из 36
- Красота спасет весь мир, ваше императорство, - сказал я, вспомнив пророчества моих почти что современников.
Нерон несколько удивленно посмотрел на меня и воскликнул:
- Ты как будто заглянул в глубину моей души. Именно это я и носил там, обдумывая, как это преподнести миру. Сегодня же озвучу эту мою истину - красота спасет мир! А сейчас давай подыграй мне, и я спою тебе песню о прекрасном императоре Рима.
И тут секущий за ходом встречи церемониймейстер преподнес отобранную у меня на входе подарочную кифару в позолоченном исполнении. Она могла быть и золотой, но тогда она бы не играла.
Тронув каждую из трех струн, Нерон запел голосом голодного павлина о том, какой он хороший император и как он любит народ Рима, придумывая ему неисчислимые зрелища.
Я тихонько подбрякивал ему на своем дутаре, думая о том, как хорошо, что наши императоры не имеют музыкальных талантов или способностей, а то все чиновники ходили бы с гитарами или с прическами под Элвиса Пресли.
А если бы еще кто-то предполагал, что Нерон из благих побуждений и под лозунгом «Красота спасет мир!», подожжет Рим, то я вряд ли бы живым выбрался из дворца.
Две Талии
Моя вилла была уже готова. Я переселился в нее, проводя большую часть времени вне города. Как говорят, подальше от начальства и поближе к кухне.
Если рассказывать, что такое вилла, то здесь можно использовать и картинки голливудских фильмов, описывающих римскую жизнь по жизни патрициев.
Вилла - это тот же большой атриум с садом, огородом, конюшнями, свинарниками и овчарнями, а также с жилыми и производственными помещениями хозяев и рабов. Можно сказать, что это усадьба и можно сказать, что это крепость.
Как хорошо уединиться, полежать у журчащего бассейна с сигареткой, вернее с цигаркой в руке, покурить и понежиться на благоприятном климате древнего Рима.
Дела у меня шли хорошо. Я избегал столичных тусовок, потому что римский свет был таким же, как и свет в любом другом месте. Нет никакой разницы между блестящей столицей и захолустным городком. Все одно и то же. Кто-то кому-то не нравится. Кто-то дружит против кого-то. Кого-то охаиваем. Кого-то обцеловываем. Чем-то хвалимся. О чем-то плачемся. На кого-то жалуемся. Проталкиваем своих протеже и задвигаем чужих. Вот и вся сущность света, то есть городской тусовки.
Как и обещал, я проверил ход изучения латинского языка находящимся в рабстве депутатом. За неделю были поразительные успехи. Депутат говорил примерно так же, как говорит таджикский рабочий, ищущий себе работу и не изучавший раньше русский язык. Когда нужда заставит, то и способности просыпаются.
- Где и когда тебя взяли в рабство? - спросил я на латинском языке.
- Полгода назад я был в Триполи по вопросу Каддафи, - ответил депутат на новом для него языке, - и провалился в стену гостиницы.
- Понятно, - ответил я, - будешь работать на вилле и смотреть за местом, которое я тебе укажу. Держи язык за зубами и будь немым, иначе останешься навечно рабом.
Депутат обреченно кивнул головой.
Я ежедневно совершал прогулки к стене, возле которой оказался ровно год назад в цивильном костюме и со стеком в руках. Я проходил вдоль стены и проводил по ней прутиком, отчего на стене осталась полоса.
В один из дней прямо передо мной шли две молодые женщины, одна из которых упала в обморок. Я мог бы пройти мимо и сделать вид, что ничего не видел и ничего не слышал, и никто бы меня не осудил за это. Мало ли бродяжек ходит вокруг. Почтенные матроны гуляют в сопровождении своих мужей или хотя бы рабов или рабынь. А незамужние женщины вообще не высовывают носа за пределы атриумов и вилл без сопровождения.
Я подхватил на руки упавшую женщину и потащил ее к своей вилле, как к самому ближнему к нам помещению, где есть холодная и чистая вода из трансримского водопровода, текущего самотеком из горного озера.
На небольшом пригорке я сделал желоб и пустил по нему воду водопровода в небольшой бассейн, откуда она снова бежала в город по свинцовым трубам водопровода.
Качество и количество воды не изменилось, разве что происходила ее небольшая аэрация падающей струей. Но и струя была пущена мною в дело за счет установки водяного колеса. Оно крутило, во-первых - мельничные жернова, во-вторых - вал токарного станка по дереву и, в-третьих - пять гончарных столов.
Одновременно мои умельцы по моим чертежам соорудили ножные точильные станки, с которыми наемные точильщики ходили по всему Риму, выкрикивая:
- А вот, кому точить ножи, ножницы?
Ножницы я уже разработал, и кузнецы сделали несколько образцов, но модели нужно было доводить до ума, потому что они были грубы и быстро тупились.
Вы улыбаетесь, а первые ножницы современного вида появились в Риме около сотого года нашей эры, то есть от Рождества Христова и лет через пятьдесят после того, как я оказался здесь. До этого все пользовались древнеегипетским приспособлением для стрижки овец. Такие ножницы можно и сейчас встретить где-нибудь в сельском магазине для людей, держащих на своем подворье овец.
Потихоньку я стал превращаться в царя Мидаса, у которого превращается в золото всё то, к чему он прикасается. Жернова круглосуточно превращали зерно в крупу и муку, в течение светового дня работали гончары и токарь по дереву, который очень быстро обучился держать в руках резец.
Это так, к слову пришлось, пока я тащил женщину к дому. Слуги уже увидели хозяина с ношей и выбежали навстречу. Женщину отнесли на половину слуг и оказали ей помощь.
Как сообщили женщины о себе, они из Месопотамии, приехали сюда вместе с купцом-родственником, чтобы посмотреть на Рим и устроить здесь свою жизнь. Язык знают с детства, потому что учились в римской школе у себя дома. У них дома дядя римский гражданин и местный патриций, и они тоже имели слуг. И они обе Талии из рода Талиев. Одна Талия старшая, а другая Талия младшая. И не нужно этому удивляться, потому что в роду Талиев всех женщин зовут Талиями.