Шиншилла

Я вернулась к его двери и села рядом на корточки. Вздохнув, я положила подбородок на колени. А не сделает ли ему больно мой приезд? Как и тогда, так и сейчас я не могу дать ему любви, взаимной любви, ничего не могу дать, кроме слов утешения и дружелюбного вмешательства в его жизнь – но разве это ему нужно? Даже физическая любовь вряд ли была бы принята – боже, да и о чем я! Я замужем и люблю Алекса, - потому что и два года назад он имел возможность взять её, но не взял, коли она не сопровождалась чувствами. Попытка разложить этого парня по полочкам в тысячный раз привела меня в смятение и полную путаницу. Я запоздало заметила, как дверь по левую руку от меня приоткрылась и, вздрогнув так, что сумочка упала на пол, подняла голову. Из полумрака своего обиталища, усталым и совсем другим, нежели в тот день, когда я последний раз его видела, взором, на меня смотрел Химчан. Растрепавшаяся челка, влажная после душа, падала на лоб, едва не касаясь глаз. Онемевшая от неожиданного зрелища его красивого лица, я не могла отвернуться и оглядеть молодого человека полностью.

- Извини, – я поднялась на ноги, слегка пошатываясь. Он отступил в глубину, оставляя меня перед открытой дорогой в его логово, где горел лишь настенный светильник и был включен телевизор, транслирующий какой-то поздний сериал про детективов. – Как ты догадался?

Не успела я наклониться, чтобы расстегнуть сапоги и разуться, как откуда-то ко мне подбежал черный доберман, начав обнюхивать ноги и тыкаться носом в мои руки. Я вскрикнула, выпрямившись.

- Я немного боюсь собак, – честно призналась я.

- Откуда ты?.. Хотя, чему я удивляюсь. – Неужели он, на самом деле, оправдывая мои подозрения, продолжал следить за мной и интересоваться мной всё прошедшее время? Как это нелепо, досадно, приятно и в то же время страшно. Страшно обидно за него. – ХыльХыль… разве это собака? Это собачечка.

- Например, шиншиллы? – резко подняв взгляд, он блеснул им, упершись в меня так, словно я задела его мужскую честь. Чернота очей переливалась переизбытком непонятных мне эмоций, брови чуть сползли к ним, и застывшая поза показывала, что он знает, что ответить, но не хочет, ища другие варианты. Я молчала, потому что ждала его реакции именно на эту реплику. Постепенно отмирая, Химчан ровно встал и, продолжая наблюдать за мной, медленно и еле заметно улыбнулся.

- Это вышло случайно. – Я не собиралась рассказывать, как малолетняя влюбленная в него оторва хотела побить меня в государственном учреждении. Но я была ей благодарна за это. Всё, что она мне высказала, подтверждалось тем, что я здесь видела. Но даже этот безобидный парень напротив, которого хотелось пожалеть, внушал мне прежний страх, поэтому я не могла просто расслабиться и поговорить по душам. За одной его личиной всегда могла оказаться другая.

- Я приехала… Я приехала, чтобы ты перестал сам себя мучить. – сказав начало, я почему-то не смогла остановиться. – Если ты считаешь, что это я мучаю тебя или виновата в чем-то…

Он произнес это с поразительной самоотдачей, без какого-либо желания покрасоваться или продемонстрировать своё благородство. Он будто извинялся за что-то, хотя вещи, о которых мы говорили… за них, наверное, всё же в пору было извиняться мне. Но если подумать ещё лучше, то виноватых нет вовсе.

- Послушай… - Химчану хотелось отвернуться или сесть, но он считал это показателем слабости, поэтому продолжал стоять и смотреть прямо. – Странно слышать такие рассуждения от девушки, которая любит. Если бы тебе сказали сейчас оставить Алексаи уйти, потому что он нашел другую, чтобы ты сделала?

- Вот именно что – не знаешь! – Химчан решительно подошел ко мне, остановившись в шаге. Теперь он твердо смотрел на меня сверху вниз, и меня охватывало забытое чувство отчаяния, когда Красная маска вот-вот начнет свои безумства. Зря я разулась, потеряла и преимущество роста и возможность бежать при первом предупредительном сигнале. – Ты сочиняешь, как бы ты поступила, чтобы убедить меня в том, что такое поведение было бы нормальным и общепринятым, чтобы заставить меня искать другое, но сама бы так никогда не сделала. Если это настоящая любовь, разумеется. Но если это приходящая страсть, то, конечно, ты бы быстро остыла.

- Прости, – Химчан уставился на след своей мести и приблизился ещё немного, соприкасаясь своими пальцами ног с моими пятками. Мне некуда было отступать, потому что я не отходила от двери. – Я никогда бы не позволил себе тебя убить.

- Если бы я тогда не выстрелил, он бы не осознал, как любит тебя. Я сделал это не только из мести, но и для вас, – настойчиво вымолвил Химчан, но я учуяла фальшь его собственного неверия. Он изменился с тех пор, и теперь бы так не повел себя, и это непонимание самого себя прошлого выдавало в нем обманчивость.

- А разве это не так? Ты так любила Джейсона, что готова была лезть под пулю из-за него, – удивительно, что он говорит с неодобрением, как о моих недостатках, но в то же время в каждом слове не было пренебрежения или такого сильного осуждения, что меня можно было бы вычеркнуть из достойных любви. Напротив, он зачем-то и почему-то продолжал любить всю эту осознанно несовершенную меня. – И вдруг тебе приглянулся Алекс! Когда твои вкусы успели так поменяться, ведь он полная противоположность Джейсону?

- Разве это не говорит о том, что однажды ты полюбишь и кого-нибудь другого, поскольку даже сильнейшая привязанность не оказалась достаточно продолжительной? – он ждет, что я начну оправдываться и приводить доказательства тому, что с Алексом все серьёзнее? Потому что мы столько времени вместе и так далее, и тому подобное. Но нет. Я не дам поставить себя в положение вынужденной защищаться.

- Нет. – Я отвела его руку, упрямо ухмыльнувшись.

- Ты только что говорила обратное, – Химчан улыбнулся, коснувшись моего пальца и постепенно взяв в руку всю ладонь и начав её разглядывать, от кольца с померкшим в здешнем сумраке бриллиантом, до розовых полированных кончиков ногтей.

- Да ты марксистка, - Химчан заулыбался шире и процитировал: - «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание». Это из «Критики политической экономии» Маркса, как экономист, ты должна знать.

- Ты тоже не глупа.

- Я сам лишь недавно стал понимать, какой я на самом деле. Но я понял, что люди меняются, иногда очень неожиданно и вне зависимости от себя. Переменами в себе управлять невозможно так же, как и чувствами. Но они часто необходимы. Нельзя всегда быть одинаковым. Чаще это не столько показатель стабильности, сколько трусости и деградации. Поэтому я не вижу ничего плохого в том, чтобы подстраиваться под человека, которого любишь, находить компромиссы и идти на уступки. А, может быть, и жертвы.





- Я утверждаю, что ждать, когда тебе в руки упадет гладко отшлифованный чьими-то трудами алмаз – это леность и эгоизм. Приобрести грани люди могут и проходя испытания вдвоем, но тем дороже будет эта, пусть и не идеальная, драгоценность, что ты видел каждый шаг по её выделке, каждую ступень её перевоплощения и ты не отказывался, когда что-то стесывалось не так, как тебе хотелось, а в любом случае оставался рядом…

- Но ведь глупо, когда этот отшлифованный алмаз всё-таки упал в руки, выбрасывать его и искать другой, чтобы доказать, что я не эгоистка и не лентяйка, – пробормотала я, упершись в его плечи. – Если тебя это разочаровывает, то так даже лучше, но я лишь подтвержу – я эгоистка и лентяйка.

- Да, плюс ко всем недостаткам, меня теперь ещё и избаловали, – я набралась смелости и развернула лицо Химчана к себе, чтобы он посмотрел мне в глаза. Мои ладони застыли на его щеках. – Чего ты сейчас хочешь? Переспать со мной? Когда-то ты мне сказал, что хотеть и любить – разные вещи. Твои принципы изменились, и ты согласен заняться сексом, не добившись взаимности? Я знаю, что такое заниматься этим с человеком, которого ты без памяти любишь, но который делает это лишь механически, чтобы как-то утешить тебя. Ты дал мне это испытать. Хочешь попробовать? Я могу вернуть тебе долг, заодно окажусь на месте Джейсона и пойму всю палитру тех его чувств.

- Возможно, что часть любви к Джейсону умерла ещё тогда, когда мы с ним переспали, а потом уже это окончательно было истреблено картиной его семейного счастья. Да, наверное, отдаваться без любви, за деньги или как-то ещё – это мерзко, но кто бы знал, как мерзко заниматься этим с любимым, который делает это под принуждением. Это настолько отвратительно, что спасти из этого пекла и вынести хоть кроху не покалеченных чувств невозможно, – я осталась только в нижнем белье и взялась за замок бюстгальтера.

- Почему? – я забралась на кровать и легла, призывно смотря на него. Доберман, высунув язык, с интересом наблюдал за моими действиями из угла комнаты возле двери. – Что ещё мне сделать, чтобы ты разлюбил меня? Чтобы отпустил? Чтобы понял, наконец, что ты можешь и должен быть счастлив с какой-нибудь другой, просто сам не хочешь этого! Может, тебе нравится себя мучить? Да посмотри же на меня!

- Не надо, - повторил Химчан, не приближаясь, – оденься, пожалуйста.

- Не заставляй меня ненавидеть себя ещё больше.

- Возможно, – он провел несмело по моему плечу, опустившись до локтя и чуть сжав его, – но я боюсь, что лишь привяжусь крепче.

- Что? – прошептал он, терпя мои тревожащие его ладони на своей талии. Соблазнительница из меня была никудышная, особенно когда связываешься с личностью, выходящей за рамки нормальности.

- Ну… - его взгляд на миг переключился, словно перед ним возник кто-то другой. Мне показалось, что он на минуту развидел меня и представил кого-то другого. – В такое всем хочется верить.

Он молчал, думая о чем-то всё глубже и глубже, и я, страшась сглазить, похвалила себя с тем, что нащупала твердую почву в его зыбком болоте смешанных чувств самоотверженности и собственничества, и других, положительных и отрицательных страстей.

Химчан стиснул зубы, о чем сказали подрагивающие мышцы его лица. Нос нервно вдохнул кислорода, и глаза наполнились таким гибнущим осознанием, словно я выдернула трубку, через которую он дышал. Я положила его руку себе под лопатку, прикрывая маленький дефект, сотворенный его меткостью. Не хотелось делать ему ещё больнее, но лучше один раз сгореть, чем всю жизнь поджариваться.

Застёгивая последнюю пуговицу кофты, я вернулась к нему, чтобы впритык увидеть результат. Химчан несколько загнанно посмотрел на меня, будто его выкурили из глубокой-глубокой норы, в которую он забился, уже не рассчитывая когда-либо её покинуть. Вильнув головой, он наклонил лицо, уставившись в пол.

- Что ж, тогда, если вдруг она существует, позвонил бы ты ей, – я поцеловала его в щеку, затерев за собой отпечаток блеска. – С Днем всех Влюбленных, Химчан.

- Манхэттен, Север-Энд авеню, отель Конрад Нью-Йорк, пожалуйста, – назвала я новый пункт назначения и, достав из сумочки айфон, подержала единицу, как кнопку быстрого набора для номера мужа.

- Привет, милый! Я прилетела, еду из аэропорта, встретишь меня в холле гостиницы? – откинулась я на сиденье, услышав родной и любимый голос, обрадовавшийся мне не меньше, чем я ему.

- Ну-у… пока не услышала это предложение, я чувствовала себя достаточно измотанной перелетом, – я проглядывала улицы и дома, которые мы проезжали. Внутри меня стало удивительно безмятежно, и, за неимением сумбурных мыслей, виды представали чётче, ничто не отвлекало от любования нью-йоркскими панорамами. Что я рассчитывала увидеть, когда ехала сюда? Бандитский притон и опасного на вид типа, который якобы продолжал охотиться за людьми по-прежнему? Чего я боялась и остерегалась эти годы? То, что предстало передо мной, развеяло все тревоги и страхи. То, что я выудила из глубин его души, успокоило меня за его будущее. Конечно же, он тоже будет счастлив когда-нибудь, как я, обязанная именно ему своим счастьем. Спасибо тебе, Химчан. Я никогда тебя не забуду. После паузы я добавила: – Алекс, как же я рада, что ты у меня есть!