Терновый венок надежды

***

Это были два громадных залпа. Его залпа... в мою крепость, полностью превращая оставшуюся оборону в пыль, беспомощные руины.

Первый, но критический, удар пришелся на его, теперь уже бывшего, друга.

Энцо д'Эсте.

Собственноручно написал приказ выселить "нерадивого постояльца" со всей его семьей и близкими родственниками до конца этой недели из поместья, которое тот самочинно захватил и занимает без малейшего на то права. Более того, не желает его видеть и имя его слышать на всей ведомой роду Торре территории, а это не только Искья, но и практически весь Неаполь. В случае непослушания - принять к непокорным самые жестокие меры.

Вторым, окончательным выстрелом было дело касательно семьи Баттисты.

Томмазо прилюдно заявил, что эта сумасшедшая так сильно его оклеветала и измучила своими домогательствами и наговорами, что до сих пор тот не может прийти в себя. А посему ее (и неважно, что никто не знает, где та пропала) и всю ее семью с близкими родственниками ждет та же участь позорного изгнания, как и в случае с Энцо.

***

Я оказалась загнанной жертвой в сеть вымогательств и измывательств.

Любая моя просьба, мольба или крик не только не могли разжалобить, смягчить Тому, но еще больше подзадоривало. А мой отчаянный, "искусный" (как мне казалось) шантаж провалился,  в приговоре "конец месяца" сократив до "конца недели", а денежные взыскания - на угрозу казни.

Эта игра стала невыносимой, перейдя все границы...

- Томмазо, а дальше что? Может ты еще половину Неаполя разгромишь, лишь бы досадить?

- Прекрасная идея, Виттория! Как же мне самому это в голову не пришло?!

- Синьор, - вдруг перебил его "монолог" слуга (подобное неадекватное поведение хозяина уже давно никого не удивляло).

- Да? - гневно гаркнул Торре на наглость юноши.

- К вам пришли и просят вашей аудиенции.

- Кто?

***

- М-м-м... Родная, сейчас тебя спектакль еще больше позабавит, - всматриваясь через окно (немного отодвинув штору) во двор. Хоть уже и спустились на землю сумерки, но лицо новоприбывшего было легко распознать. - А то я смотрю, ты немного приуныла.

- Энцо д'Эсте, милорд.

- Пусть заходит.

Вальяжно развалившись на софе (по правую руку от меня, застывшей в ужасе), Томмазо предвкушал адское наслаждение.

- Синьор делла Торре, - смиренно опустил голову Энцо, боясь даже взглянуть на своего палача (хотя слезы и так блестели на его щеках, выдавая отчаянность этого молодого человека). - Выслушайте меня, молю. Пусть я заслужил, виноват, глупец. Но прошу, помилуйте моих детей. Мою жену... за что вы так с нами? Куда нам податься? Да еще до конца недели? Столетиями наш род жил и плодился здесь. Здесь все нами когда-либо нажитое. У нас нигде и никого больше нет! Пощадите, синьор! 

Живо опустился на колени перед своим "бывшим другом".

- Прошу! Молю!

(несмело потянулся к руке Томы, но тот резко отдернулся, давая понять, что не желает ввязываться в эту гадость)

Скривился Торре и наигранно покачал головой.

- Увы. Ничего поделать не могу. Не моя это прихоть.

- А чья? - удивленно дрогнул Энцо и уставился в глаза Томмазо.

Удивленно отпрянул.

- Ты пришел ко мне в дом и пытаешься еще упрекнуть в бесчеловечности?

- Н-нет, синьор!

- СТРАЖА!

- Н-нет, нет,- пытался уйти от хватки тут же вбежавшей охраны. Вырваться, докричаться, достучаться до каменного сердца Торре. - Молю! Прошу!

- Выведите его скорей! - резко встал и подошел к столу. Взял графин и налил себе выпить. Разворот и поднял в мою сторону бокал:

- Что, дорогая, выпьем за триумф?

(а по коридору раздавался дикий, отчаянный крик - сначала мольба, а затем все сменилось на проклятия и адскую ненависть)

- Надеюсь, ты подавишься.

 (причмокнул, смакуя победой)

- Не дождешься!

...

- Что там за шум? Я СПРАШИВАЮ, ЧТО ТАМ ЗА ШУМ ВНИЗУ?

Спешно вбежал слуга.

Замерла я в ужасе.

- Простите милорд. Там просто инцидент случился с вашим гостем.

- Ну же, говори! - гневно сплюнул Торре.

- Мужчина попытался повеситься около ваших ворот, но его успели спасти.

(раздраженно хмыкнул; резким движением руки допил остатки вина)

- Глупец. Зря старались. Ну да ладно.

(уверенный разворот и пошагал на выход из комнаты)

А во мне что-то взорвалось в этот момент. Что-то сломалось и родилось одновременно.

Что-то, что я сама даже не смогла осознать. Что-то, что наконец-то сможет меня освободить, не платя за это неприемлемую цену.

Эхом вмиг вспыхнули свечи, так что даже Тома замер от неожиданности...

Еще мгновение - и вдруг медленно, как-то неестественно стал оборачиваться ко мне. Его тело перекосилось, а руки странно скрючились и оцепенели. Глаза побагровели, словно кагор и, казалось, вот-вот лопнут.

- Т-ты ч-что с-со м-мной тв-вориш-шь? - прошипел едва ли разборчиво делла Торре и тут же рухнул на пол.

И я бы испугалась и бросилась прочь, но, казалось, кто-то завладел мною. Завладел и подчинил каждую частичку моего сознания и образа пелены.

Слова сами вырвались наружу:

- Я тебя уничтожу. Уничтожу всё то, что тебе так дорого. Ты станешь некем. И нечем. Я тебя заживо похороню под этими небесами, так что ты отчетливо, но беспомощно, будешь наблюдать, как всё то, что так рачительно, ревностно собирал по крупицам на чужих костях и яростно оберегал, рубя чужие жизни, разрушится, лопнет, исчезнет, слово мыльный пузырь. И даже в истории о тебе следа не останется. Ты - отребья, мусор, который не достоин того, чтобы существовать. Томмазо делла Торре, ты сам выбрал свой путь. Что ж, иди теперь до конца и наслаждайся плодами своих стараний.

Глава 19. Расплата

Прошло несколько месяцев.

...

Много времени утонуло в раздумьях о том,  что тогда произошло. Что за сила была внутри меня, и есть ли она до сих пор? А если и есть, то не наврежу ли я кому-то? Не изничтожу тех, кто того не заслуживает, пусть и несознательно? Разве я могу судить других, когда сама свернула с пути истинного? Когда даже имя Господа мне стыдно произносить своими, запачканными ненавистью, устами.

Но ответов так и не нашлось. 

Единственным утешающим (для себя) оправданием и объяснением было принять, уверовать в то, что Душа родной земли, Искьи, наконец-то услышала меня, вняла молитвам, и спасала всех, освободив от этого тирана и бесчестного существа.

Но как бы там не было, одно точно, Томмазо сильно заигрался и перешел всевозможные грани принятия действительности. Даже я уже не могла его лицезреть. То, во что он окончательно превратился, затмило мою манию, увлечение, любовь, и даже страх перед очередным одиночеством не имел больше значения. 

Доводить людей до самоубийства - это планка, ниже которой уже ничего нет. Только тьма и тлен. Низменность аморальности...

Тома... почему ты такой? И почему мы в тебя все влюбились?

Никогда мне не уразуметь. Более того, не могу понять, за что вообще можно тебя любить?

***

Торре не умер. Хотя, порой, мне казалось, что это был бы самый лучший исход. И пусть отныне я чувствовала себя свободной от его оков давления и собственных чувств привязанности, но все чаще и чаще ставало на душе жутко от мысли, что непременно придет день, когда тот очнется от наказания и всё станет еще хуже. Хуже и жестче. Я боялась его, как никого еще на свете. Но что самое пугающее, уйти, покинуть это место мне казалось еще страшнее и неприемлемее. Ведь без моего присутствия все может обернуться еще ужаснее, чем под моим призором.

Так что время шло, а я неизменно день у день находилась с ним рядом... жадно высматривая в ледяных колодцах опровержение своим страхам - выискивала раскаяние...

Но не будь это Тома, если будет всё так просто.  Его жесткость, принципиальность, твердость в решениях были гораздо сильнее тех испытаний, на которые я (или кто-то иной) прокляли его.

Парализованный полностью, он был способен лишь открывать и закрывать веки. 

Сознание буйствовало, а тело - отмерло.

Иронически вышло... кому, как не мне... знакома тяжесть сего испытания. Вот только сломит ли всё это его?.. Не известно. И как долго продлится - тоже...

Возможно, лишь только Смерть укротит его гордость и умерит строптивость.

Как и было пророчено, Тома тихо, молча наблюдал за тем, как его "империя" рушилась. Буквально всего ничего прошло с того дня  - а падальщики уже слетелись на пиршество. 

Поначалу, конечно, были попытки спасти положение нашего "несчастного". Первая, и единственная, кто откликнулся на случившееся горе - была, что не удивительно... Рыжий Ангел.  Бросив свою прежнюю семью, она тут же примчалась на помощь "любимому". Лучшие врачеватели, лекари, целители... Да кого только не было. От самых богатых и знатных с разных уголков Европы, до простых и бедных, но толковых и во многих местах церковью запрещенных, знахарей и ворожеев. Никто не смог помочь. Все разводили руками, что-то невнятно бормоча себе под нос в оправдание.

- Это Небеса на беса кару сослали! - вскрикнула пожилая женщина и тут же три раза перекрестилась. - Даже пробовать не буду. По делам чертовщине! По делам! - и резко кинулась к двери.

Никто не препятствовал... да и некому было к тому времени уже это делать.

Первые несколько месяцев еще выжидали коршуны, а как последний врач из далекой арабской страны махнул на него рукой, тут же и взорвалось все жутким пламенем стяжательства.

День ото дня дальние и ближние родственники сражались и делили Торре наследство, не обращая внимание на то, что тот еще дышит. Слуги тащили добро, что плохо лежало... Стража подкупалась едва ли каждый день, правда, никто так и не решался вонзить в сердце своему хозяину нож.

Рыжий Ангел блек на глазах от горя, едва ли не ставая седой в свои теперь уже семнадцать.

Мне было ее невыносимо жаль, но поделать ничего не могла. Она меня не видела, не слышала... да и что бы сделала? сказала? да и кто я вообще для нее? несостоявшаяся любовница ее жениха?

Одно радовало в развернувшейся разрухе: семьи Энцо и Баттисты остались на прежних своих местах. Слишком много было поставлено на карту, а потому они с замиранием сердца ждали исход случившегося. Так, если сменится хозяин, не исключено, что будет шанс вымолить себе помилование (любыми доступными путями). Или если и выживет Тома, то, возможно, болезнь выкует в его сердце хоть крапинку человеколюбия и тот "простит".

Получили выгоду и другие его "знакомые". Земли, отобраны хитрыми манипуляциями Торре, местами удалось вернуть прежним владельцам. Ведь страх перед властью Томмазо уже больше не давил на судей и иных блюстителей закона, кому суждено было разбираться в этих темных делах. 

"Всё то, что так рачительно, ревностно собирал по крупицам на чужих костях и яростно оберегал, рубя чужие жизни, разрушится, лопнет, исчезнет, слово мыльный пузырь."

Всё так и случилось, и когда уже стукнул год с момента его внезапного "недуга", от прежних владений и богатств Томмазо делла Торре осталось меньше половины.

Рыжего Ангела силой увез отец и буквально сразу выдал замуж за другого. Богатого и не менее важного, чем когда-то был Тома.

Но была ли она там счастливее... сие мне не известно. Остается лишь только верить и надеяться.

Что ж, моя миссия была исполнена, хотя и не в том свете, как хотелось, полагалось. 

Но и покидать одинокого (не считая алчных родственников и парочки верных слуг) Тому я не спешила. 

Каждый день у его кровати. 

Немая мольба сдаться. Сдаться и раскаяться.

Мысли... его мысли давно стали для меня полностью открыты. Многое узнала о нем. О том, что сделало его таким черствым и жестоким. Все те предательства и ужасы, которые предстояло несчастному пройти, прежде чем он свое сердце, в конце концов, променял на камень. 

Но это и не оправдывает его. Всем тяжело, но не каждый выбирает, в итоге, путь тьмы и разрушений.

А дальше - изо дня в день он перебирал все свои последующие "свершения", поступки, отвратные дела...

Да только, вместе с тем - ни капли угрызений. 

Я больше этого не выдерживала. Чего он добивается? Зачем все это, если итог один. Бессмыслица... Неужто он до сих пор не видит глупость прежней жизни? Неужто до сих пор наслаждается блеском былых "побед"?

Помню,  отчетливо помню, как запретила себе к нему идти. Впервые и, казалось, окончательно.

 Я устала. От всего устала. От него устала...

Первый день, второй, третий - еще куда не шло, но на пятый - мое сердце не выдержало. Разрываясь от тоски и боли, оно окончательно затуманило разум. Неведомая сила тянула меня к Томе, приказывая вернуться. Убедиться, опровергнуть прежние суждения и дать глупцу еще один шанс. Очередной "еще один шанс"...

Но что-то переменилось. Я чувствовала. Еще стоя за дверью его покоев, я чувствовала, что в этот раз что-то произошло.

Несмелый шаг и замерла...

Закатные лучи солнца искрились в слезах Томы... слезах, застывших на устало прикрытых веках сломленного тирана. В ледяных озерах каменной, еще вчера казалось, бездушной глыбы...

Шаг вперед - и вдруг его очи распахнулись. Миг - и внезапно повернул голову ко мне. 

Измученный, смиренный взгляд.

Я застыла ужасе, боясь даже пошевелиться.

- Ты вернулась.

Молчу...

- Я знал. Я верил...

- Тома... - жалобно прошептала, тая в буре непонятных, смешанных с радостью и страхом чувств.

- Благодарю. Благодарю, что простила.

(тяжело сглотнула, молчу)

- Знаю, что я этого не заслужил. Но я рад. Очень рад. И если когда-нибудь смогу, то выполню всё, что пожелаешь. Я готов платить по счетам.

***

Прошло еще несколько месяцев, прежде чем Тома смог самостоятельно двигаться. Нет, в нем не было больше прежнего Томмазо. Не было. Хотя порой мне казалось, что внутри его уже вообще никого не было. Все умерло, оставив пустую оболочку...

Все последующее было исключительно его решением.

Де юре и де факто собственником прежних земель рода д'Эсте путем дарения стал Энцо.

Многие другие, полученные нечестным путем, угодья, что еще не успели вернуться к своим прежним владельцам, были проданы оным за символические суммы, а вырученные средства, в свою очередь, - розданы беднякам.

Остальное все планировал пожертвовать монастырю, в который после дальних скитаний по миру, собирался отправиться, избрав путь аскета и смиренного.

- Есть еще одно незаконченное дело, Витти. Ты со мной?

Молчаливо кивнула и улыбнулась.

***

Ранним утром, как и условились, в день его отъезда мы встретились недалеко от ворот Неаполя.

- Я боялся, что ты не придешь.

- Как же так? Мой Тома и без меня.

Ухмыльнулся.

Коротко остриженный, тусклые, замученные глаза, лицо побитое первыми морщинами... Серая, простецкая, льняная длинная туника и такой же мешок через плечо с пожитками. Его было трудно узнать с той нашей первой встречи. Поразительные перемены... Совсем другой человек. Но это был человек, а не животное, кем он просаживал свою прежнюю жизнь.

Шаги по тонкой тропинке высоко на холм, а затем резко вниз... извилистой гадюкой. Через лесок и снова на холм.

Прошло не мало времени, прежде чем мы оказались перед побитым временем темно-серым, с немного покривившейся крышей, домом, что стоял на отшибе небольшой деревушки.

- Здесь живет ее семья, - вдруг изрек Тома и замер у двери в нерешимости.

(молчу, заледенев в догадках)

- На Искье она работала и жила у двоюродной тетки. А здесь, здесь она взросла... и меня, на беду свою, повстречала...

- Баттиста, - едва слышно шепнула я.

Несмело закивал головой и опустил взгляд в землю:

- Баттиста...