Страница 25 из 68
Тоже… мне, боги Олимпа. Еще одни. Просто жуть, как все, кто обладают властью, себя превозносят. Мама дорога, а мы еще поражаемся нынешним главам государств.
Ну-ну.
…
И вот, вот он, момент истины…
В зал (из входа, что рядом с «царским» столом) зашло руководство сего дивного мира: Кларисса, Литисия, Мари, Жаклин…
А-а-а! Добейте меня, чтобы не мучилась!
Он. Он… мой Доминик.
Весь такой серьезный, смиренный, сосредоточенный. Нервно скривившись (видимо, был уже чем-то недоволен), резко отодвинул свой огромный (подобно трону) стул и тут же влип в него, не дожидаясь, пока дамы рассядутся (чертов джентльмен).
И даже блуждающего взгляда по залу не бросил…
Он не пытался меня найти. Не нужна…
Это только я, одурманенная больными мечтами, украдкой пускала голодные взгляды на него.
Сердце сжималось от боли… и радости.
Глупое, глупое сердце. На что надеешься? На что?
Ох, и дура, ты, Жо. Ох, и дура.
- Ешь, давай, а то ужин только в девять, - заботливо прошептала (нагнувшись ко мне вплотную, едва не касаясь уха, дабы никто не уловил «грешка») Амели.
- Не хочу, - нервно чиркнула вилкой по фарфору, в пустой (ненужной) попытке расчленить дольку картофелины.
И снова (уже на уровне рефлекса) взгляд на Доминика.
И вот оно. Вот! Встретились, сцепились на мгновение взоры. Резко отдернулся, отвел глаза в сторону (но заметил, заметил! посмотрел на меня… а-а-а!!!). Сердце ёкнуло и испуганно запрыгало, как привязанный к ракетке шарик для пин-понга.
Тотчас с вызовом уставилась я на него, с наглостью прикипев взглядом. Гордость, злость, самолюбие (и еще куча всех гадких черт моего характера) тут же распушили свои перья. Невольно откинулась назад (по долбанной, больной привычке занимать позу вальяжно развалившегося царя на троне, когда корчу из себя Львицу), но (целая череда нецензурщины) забыла, что на лавке сижу, и едва не грохнулась на пол (хватаясь за что ни попадя)… вместе со свой тарелкой и сидящими рядом девушками. Вовремя Амели среагировала, подхватив, удержав меня на месте.
Злобно чертыхаясь под нос, выровнялась я на скамье. Ес-с-тественно! (а как иначе?) Человек до полусотни тут же обернулось на грохот… в интересе, осуждении, разглядеть, что это за дура так выплясывает.
Покраснев, побелев, посинев, позеленев от стыда, я попыталась собраться и успокоиться (заклиная провалиться под землю!)… и снова рефлекс – взгляд на Бельетони. Тот неприкрыто улыбался, хотя и уткнулся для приличия в свое блюдо.
Вот паршивец!
Меньше всего хотела тебя повеселить!
Ублюдок!