Легенды Пятиречья

- Ну вот, приехали. А замуж не боишься?

- Тоже боюсь.

- И долго бояться собралась?

Тоня не ответила.

- Так, если ты сама к ним не выйдешь, я дам тебе этот цветок и вытолкну. Прилетишь, как миленькая, к нему в объятья, ты только скажи, к кому, чтоб я не промазала.

- Может, его там и не будет вовсе, - попыталась отказаться Тоня.

- А я слышала, что все молодые парни туда идут - не жениться, так покрасоваться. А еще слышала, что не прийти туда - стыдно.

- Это верно, но он... В общем, он... не очень молодой, - совсем смутилась девушка.

- Лаони, что ли?

- Нет.

- Скажи уже, все равно я рано или поздно из тебя вытяну, так не мучайся, скажи сейчас.

- Ну, это... - она наклонила голову и пробормотала своему пояску: - господин Сайлус.

Томи помолчала немного, переваривая информацию, потом сказала:

- Если он там все-таки будет, ты просто обязана к нему подойти.

- Но там же куча народу, все будут на меня смотреть!

- Хорошо, я что-нибудь придумаю. А ты поди узнай, когда будет этот парад и присмотри себе подходящий цветок.

- Угу, - ответила Тоня и убежала.

"Ох уж эти девушки", - подумала Томи и принялась за еду. Завтрак давно и безнадежно остыл, но ей вполне хватило салатика и пышной шаньги. Скатав последнюю в толстый рулет, она прихватила с собой стакан молока и развалилась на кровати, стоявшей возле окна. День уже явно близился к полудню, в открытое окно залетал теплый ветерок, шелестя листьями черемухи. Шаньга была вкусная, и Томи искренне наслаждалась бездельем, смакуя каждый кусочек и разглядывая резной потолок. Неизвестный ей мастер вырезал на потолке резвящихся в реке русалок: девицы брызгались, разгоняя воду длинными плоскими хвостами с острыми ластами. Все они были сущие красавицы (по местным рамкам, разумеется): дородные и почему-то одетые в кружевные ночнушки. То ли мода такая у русалок, то ли у резчика туго с фантазией. Томи откусила еще кусочек шаньги и сделала глоток молока.

- Приятного аппетита, - раздалось у нее над левым ухом. От неожиданности она вскрикнула и с размаху приложила непрошенного гостя стаканом. Молоко выплеснулось широкой струей и облило их обоих.

- Ой, - только и сумела выдавить она, оглядев мокрого Амаддариэла. Тот невозмутимо смахнул с лица белые струйки.

- Кажется, я тебя напугал, - сказал он.

- Н-н-не то слово!

- Я думал, ты меня слышишь, я ведь так шуршал, пока шел, - попытался оправдаться он, потирая ушибленный висок.

- Очень больно? - она потянулась было рукой, но вовремя вспомнила советы Тирры, что не стоит почем зря трогать окружающих. Хотя, она и так уже его... потрогала. И судя по всему, не слабо. - Нужно приложить что-нибудь холодное.

- Ничего, и так пройдет. Главное, что не в глаз.

- Ну, ты вообще-то сам виноват, - ощетинилась девушка. - Зачем в окно лез? Трудно было в дверь постучать?

- Далеко очень, - пояснил он. - Да и встретить можно кого-нибудь. Заговорят до смерти. Я уж лучше через сад.

- В следующий раз шурши погромче. Собственно, зачем ты сюда шел?

- Ты сама меня позвала.

- Сюда?

- Нет. Гулять. Только, боюсь, мне все-таки придется вернуться в дом, чтобы сменить одежду. Главное - не встретить Вилерну или Сайлуса. Они всегда слишком много обо мне беспокоятся.

- Так ты просто сними это, - она показала на его промокшие плащи. - Рубашка же сухая. А вода для умывания здесь есть.

- Мне нельзя ходить по городу в таком виде. Я, конечно, знаю много дорог, где нет людей, но...

- Это ТЕБЕ-то нельзя? А кому тогда можно? Ты правитель! А на улице жара. Люди не дураки, понимают, что и тебе иногда бывает жарко.

Амаддариэл все еще сомневался. Томи почувствовала, как молоко, наконец, просочилось сквозь платье и нижнюю рубашку, и ткань противно прилипла к животу.

- Отвернись.

- Что? - не понял он.

- Отвернись, я переоденусь. Ты как знаешь, а я буду ходить, в чем хочу.

С этими словами она достала из гардероба новенькую рубашку и одну из Тониных жилеток. К счастью, жилетка была не на пуговках, а на шнуровке, и на худощавой девушке почти не болталась. Томи долго выбирала между прохладными, но неудобными сандалиями и мягкими, но жаркими сапожками и, наконец, выбрала последние.

- Умываться будешь? - спросила она.

- Буду.

Амаддариэл перемахнул через подоконник, скинул свои плащи, платья и остался в белой сорочке. Минуты три они оба плескались в прохладной воде, умывая лица и шеи. Потом, всклокоченные и с промокшими воротниками, уселись по разные стороны кровати и принялись причесываться. Некоторое время стояла напряженная тишина, нарушаемая еле слышным шелестом гребней.