Страница 22 из 150
- Возможно, утром будет роса, - деланно беспечно предположила девушка, нарезая очередной стожок. Трава здесь была мелкая, зато сухая. Насобирав на приличную подстилку, девушка помогла Тамиладу перебраться на нее, присыпала его травой сверху.
- Убери, чешется, - заворчал он.
- А ну, не тронь, - она шлепнула его по руке. - Вот под утро холод проймет, не то что в траву – в землю закопаешься.
- Было б хоть сено. Трава же не сухая, какое с нее тепло?
- От ветерка защищает, - уверенно ответила девушка.
- Подует ветерок посильнее, и не будет твоего стога, - хрипло проговорил эльв, остервенело пытаясь расстегнуть ворот.
- Давай я, - сжалилась девушка и помогла ему с застежкой.
- Мне душно и жарко, - нервно дернулся Тамиладу. Он хотел еще пожаловаться на боль в горле, в ранах, в голове, на удары сердца, ватно пульсирующие в ушах, на колючую подстилку, но честь, еще дремлющая на задворках сознания, заставила его промолчать.
Девушка тоже не стала говорить вслух, что уж лучше бы он бредил от жара. Последние несколько часов эльв прямо-таки излучал раздражение, и ей стоило больших трудов убедить себя, что его просто мучают раны, и что на самом деле он не такой… хм, нехороший человек.
- Тебе жарко, а мне холодно. Полежим рядом, может поделимся, - спокойно ответила она, укладываясь рядом с ним.
Тамиладу молчал, пытаясь углядеть тонкий серп нарождающейся луны.
- А что, если мы не дойдем? - наконец, спросил он.
- Типун тебе на язык! – рассердилась девушка, - я зря, что ли, так долго тебя тащила?
- Ты не представляешь себе, как мне плохо, - признался эльв. - Мне кажется, раны начали гноиться, но я не хочу проверять. Если это так, то ты меня не донесешь. Лучше тебе одной пойти.
Девушка хотела было что-то возразить насчет того, что плохо ему было вчера, а сегодня он так много болтает, что нисколько не похож на умирающего, но тут увидела в тусклом свете узкого месяца сверкнувшую в уголке глаза каплю, и сказала совсем другое:
- Дурашка. Ну разве я могу тебя бросить?
Она обхватила стриженую голову и чмокнула эльва в горячий лоб. Тамиладу, не знакомый с таким видом ласк, оторопел и потрогал поцелованное место пальцами. Ощущение ему понравилось, и стало как будто немного легче.
- Сделай так еще раз, - попросил он.
Девушка смутилась, вспомнив разговор о поцелуях, но повторила опыт, мягко прижав прохладные губы ко лбу Тамиладу. Тот глубоко вздохнул и как бы ненароком провел рукой по глазам, вытирая недостойные слезы. В этот момент он как никогда напоминал ей ребенка.
- Спи, - сказала она, - я обещаю, что ты доберешься до дома.
Рассвет подкрался незаметно. Сказать, что тело ее болело – значит, ничего не сказать. «Надо, надо, надо…», - как заведенная, повторяла она, растирая скрипящие суставы и мелко дрожащие мышцы. Все, запас ее здоровья явно кончился. И наверно, зря она вчера так опрометчиво пообещала другу, что они дойдут до Тола-Вилсы. Пить хотелось нестерпимо. Росы не было, хоть трава и казалась влажной. От невозможности хоть как-то изменить ситуацию, девушка закричала и затопала. Но вокруг было тихо и пустынно, и некому было даже пристыдить ее.
Выпустив пар, она глубоко вздохнула и грубым движением оторвала от земли еще спящего эльва. Тот застонал, но не очнулся. Кое-как закинув его на спину, девушка, сжав зубы в бессильной злобе, поплелась туда, где, по ее мнению, должна была находиться Тола-Вилса. Над головой постепенно собирались неприятные сероватые облака. Вот только дождя ей и не хватало для полного счастья.
Спустя час она почувствовала себя немного лучше, но зато ей еще больше захотелось пить. Тамиладу так и не приходил в себя, и время от времени она замедляла шаг, тревожно прислушиваясь к его дыханию. Горизонт был подернут дымкой, похожей на дождевую завесу. «Что ж. Если будет дождь, то хоть напьюсь перед смертью», - философски заметила она. Ей уже не хотелось есть. Вот вчера желудок активно пытался переварить сам себя, а сегодня он молчал. Напротив, стоило ей лишь задуматься о еде, как ее начинало мутить. Помимо прочего, у нее першило в горле.
Нужно было о чем-то думать, и она стала считать шаги. Но затем поймала себя на мысли, что уже некоторое время в такт ходьбе повторяет: «Сто четыре, сто четыре, сто четыре…» Тогда она попыталась вспомнить какие-нибудь стихи или песни, но язык то и дело норовил произнести слова вслух, а во рту было так сухо, что он неприятно прилипал к нёбу. Тем временем небо заволокло окончательно, дувший с утра ветер пригнал с востока грозовую тучу и теперь расправлял ее по всему небосводу. Вот будет не смешно, если из тучи ударит молния, а они тут одни в чистом поле.
Когда боевой дух окончательно ее оставил, а колени несколько раз предательски подогнулись, она сдалась и села на землю. Тамиладу дышал с хрипотцой, губы его растрескались, зрачки быстро шевелились под веками. Она прижала его к груди как большую куклу. Небо озарилось сполохом молнии, спустя некоторое время докатился и ее рокочущий голос, а еще через минуту пошел дождь.
Девушка сидела, открыв рот, и ловила холодные крупные капли. Они били ее по лицу, заливались в нос и уши, но напиться дождем было трудно. Видимо, дождь это понял, и превратился в ливень. Вот теперь она напилась. Тамиладу зашевелился у нее на руках, и она приподняла его запрокинутую голову, чтобы он не захлебнулся и тихонько закачалась вперед-назад, напевая что-то бессмысленное. Но мысли ее тем временем как раз-таки приходили в норму, и она поняла, что долгий отдых не имеет смысла, и лишь несет лишний риск для Тамиладу. С тяжелым вздохом взвалив его на спину, она снова побрела вперед сквозь серую завесу.