Сдвиг

От поцелуя Купряшина у меня задрожали и подкосились ноги, словно их внезапно парализовало, но сильные руки профессора не дали мне упасть, крепче перехватив меня между им и стеной, в которую я была максимально вдавлена напором мужчины. Не знаю в какой момент, но мои руки вдруг против остатком моего здравого смысла не оттолкнули куратора, а наоборот стали жадно обшаривать его через ткань рубашки, которая казалась в этот момент болезненно лишней - хотелось полностью избавиться от одежды. Я потянула рубашку Купряшина, вытянув ее края из брюк, и заставила его шумно вдохнуть воздух и прервать на мгновение поцелуй, когда пальцами добралась до кожи. Профессор чуть отстранился от меня и очень внимательно смотрел на меня черными, как сама ночь, глазами, в которых я не могла ничего прочесть. Его взгляд затянулся, преподаватель безмолвствовал, и мне показалось, что я делаю что-то совершенно неправильное.

- М-михаил Евгеньевич... - Я резко убрала руки, попытавшись их прижать к себе, чтобы случайно снова не коснуться этого прекрасного и сводящего с ума тела.

- Что? - Мужчина нахмурился, наблюдая за моими попытками еще сильнее вжаться в стену, лишь бы прекратить тактильный контакт.

- Я... журнал... - Я совершенно не представляла, что хотела сказать, просто пыталась выровнять свое бешеное сердцебиение и вернуть на место свой мозг. Профессор как-то недобро прищурился.

- Ну нет, Миронова. - Он резко сократил между нашими лицами расстояние до каких-то миллиметров, а затем едва слышным шепотом проговорил мне прямо в губы, чтобы я заткнулась, прежде чем поцеловал меня с новой силой.

Что я собиралась сказать? Разве собиралась вообще что-то? Думать о чем-то другом в тот момент, когда его мягкие, но властные губы подчиняли меня его воле, было совершенно невозможно, да и не хотелось вовсе. Купряшин, опустив руки мне на талию, притянул меня плотнее к себе и пальцами пробрался под мою кофту, заставив меня застонать от обжигающих прикосновений. Как так получалось, что каждый раз лишь после нескольких мгновений наедине с ним я становилась словно оголенный нерв и сходила с ума от любых его касаний. Про здравый смысл я и не вспоминала, он добровольно складывал оружие и сдавался на милость победителю даже без объявления войны.

Профессор, миллиметр за миллиметров покрывая мою кожу поцелуями, спустился к моей шее, расписывая ее невероятно-затейливым узором своего языка. Я из последних сил закусывала губу, лишь бы не застонать слишком громко и остаться неуслышанной за дверью кабинета, Купряшин же делал всё, чтобы я забыла и об этой предосторожности - с такими ласками, казалось, не нужно и секса, можно было умереть прямо в этих сильных настойчивых руках, активно задирающих мою кофту, чтобы пробраться ближе к телу. Еще немного и я готова была сама лечь на рядом стоящий стол, чтобы отдаться своему куратору.

Резкий стук в дверь заставил меня дернуться прямо в купряшинских объятиях, он чертыхнулся, но рук не разжал и крикнул незваному посетителю "Минуту!", наклонился ко мне и еще раз поцеловал, более нежно и спокойно, опустил задранную им кофту, поправил мои волосы, аккуратно заправив их мне за уши, после чего, кивнув мне сесть на стул возле стола и ждать, пошел открывать дверь. Я молча повиновалась и, напуганная ситуацией, села и стала ждать, пытаясь успокоиться и отдышаться, вдруг вспомнив, что профессору нужно поправить рубашку, которую я нетерпеливо вытянула наружу несколько минут назад. Я чуть не запищала от страха, представив какая картина откроется человеку за дверью, если Купряшин в таком виде появится на пороге, но обернувшись с изумлением обнаружила профессора безупречно заправленного. И когда умудрился успеть? Шаманил он что ли? Когда он открыл дверь, я резко развернулась к ней спиной, потому что мой нездоровый румянец и припухшие от поцелуев губы навели бы на подозрение кого угодно, нужно было сидеть тише воды, ниже травы, жаль под стол спрятаться не додумалась пока было на это время.

Что-то обговорив с визитером на пороге, Купряшин закрыл за ушедшим дверь и неспешно пошел в мою сторону, пока я замерла и зажмурилась, опасаясь саму себя даже больше, чем самого демона-искусителя, молча остановившегося позади меня. Я так и продолжала сидеть не шевелясь и не оборачиваясь, а вот преподаватель, оказалось, не собирался терять своего драгоценного времени и наклонился очень близко к моему уху, обжигая меня горячим дыханием, от которого по телу разбежались мурашки.

- Кажется, нас прервали, Миронова, - прошептал мне на ухо Купряшин, после чего нежно коснулся губами кожи на шее, но не продолжил свои великолепные истязания, а обошел меня и сел напротив в свое кресло, хитро улыбаясь. Неужели сегодня меня решили оставить в живых?