Аркадия

Я и не заметила, что улыбаюсь. Они были такие красивые и хрупкие, я никогда не видела ничего подобного. Когда вихрь вокруг меня улегся, я пошла вперед осторожно, стараясь не спугнуть еще одну такую вечеринку. Вскоре я увидела реку, она была прозрачная, яркая, будто светилась изнутри. Я видела камни, которые ласкали волны, видела плывущих во чреве реки рыбок. И, судя по всему, я должна была увидеть Герхарда. Это случилось не сразу, я некоторое время рассматривала берег, поросший полевыми цветами, потом снова смотрела на карту, а потом додумалась оглянуться в другую сторону. Герхард сидел позади меня. Он мерно раскачивался, наблюдая за течением воды. Так, я видела в фильмах, делают очень испуганные или взволнованные люди, но он не казался ни испуганным, ни взволнованным. И он совсем не обращал на меня внимания, но это было даже хорошо - я могла его рассмотреть. Он был очень красивым парнем, моим ровесником. Наверное, самым красивым парнем, которого я когда-либо встречала. У него были правильные, мягкие черты лица, большие очень светло-голубые, даже жутковато прозрачные, глаза, аккуратный острый подбородок и светлые волосы. Его портила какая-то совершенная блеклость расцветки - слишком светлые глаза, слишком бледная кожа. Он был высокий, поджарый, и в то же время крепкий. Такой себе красивый рабочий парень из деревни под Гетеборгом. Кроме того, возможно, он тоже был готом. На нем была черная толстовка и рваные, темные джинсы. Я даже смутилась немного, хотя обычно парни казались мне скорее смешными, чем привлекательными. Кроме того, я не знала, что ему сказать. Как вообще начать разговор в подобной ситуации? Я покашляла, но Герхард не обратил на меня никакого внимания. Тогда я сказала:

- Э-э.

Он не обернулся в мою сторону. Какой он, наверное, заносчивый с такой-то внешностью. Раздражение придало мне сил:

- Ты, наверное, Герхард? - спросила я с некоторой небрежностью. Он нахмурился, а потом, наконец, посмотрел на меня. Он смотрел на мои губы, лицо его приняло извиняющееся выражение.

- Что? - спросила я. - Я спросила: ты, наверное, Герхард?

И он ответил:

- Наверное, я Герхард.

Чуть помолчав, он добавил:

- А ты знаешь, как доехать отсюда до Стокгольма?

Я подумала, что ошиблась, он не мог быть шведом. У него был очень заметный акцент, какого я прежде никогда не слышала. Не нужно было заговаривать с ним на шведском, наверное. Акцент был мягкий, почти певучий, но со странными интонациями, как будто Герхард делал в словах два ударения одновременно - правильное и нет. Он говорил медленно, делая паузы перед тем, как произнести какой-либо звук, как будто задумывался, как он на самом деле звучит, как будет лучше его воспроизвести. Он заметно картавил, поэтому я предположила, что, может быть, он француз. Но ведь Герхард такое не французское имя. Может, он Жерар? Может, на моей карте стоял автоперевод имен?

И вместо того, чтобы спросить, как он здесь оказался, я спросила:

- Откуда ты знаешь шведский?

Герхард смотрел на мои губы и, судя по всему, внимательно слушал. Он нахмурился, когда я закончила, но раздражен не был, скорее задумался.

- Потому что шведский - мой родной язык, - сказал он, наконец. - Я просто плохо говорю.

Цвет моих щек в тот момент, наверняка, сравнялся флагом Китая. Но сказала я невозмутимо:

- Извини.

- За что?

- Не делай все еще более неловким!

- А я делаю?

И тут я засмеялась, и он засмеялся тоже. Вся неловкость, которую я испытала от его красоты куда-то пропала. Видимо, две неловкости аннигилировались друг с другом, и я почувствовала себя хорошо рядом с ним.

Я подошла и села на берег, взяла камушек и пустила его в полет над прозрачной водой.

- А ты как сюда попал? - спросила я. Спешить, честно говоря, было особенно некуда. Я перестала волноваться. Герхард почесал затылок, протянул:

- Упал.

- И я упала.

- Значит, так сюда и попадают.

Я раскрыла перед ним карту, его светлые глаза расширились от удивления, он осторожно, бережно обращаясь с моей вещью, провел пальцем по бумаге. Я, куда менее трепетно, ткнула ногтем в замок.

- Я думаю, нам сюда.

Он еще некоторое время смотрел на карту, глаза у него были светлые и задумчивые, как будто он видел на карте больше, чем я. Я прежде дурачков никогда не видела, но мне неожиданно не было неловко. Я посмотрела в реку, там в воде, чистой, как воздух, плавали блестящие рыбы. Чешуя у них была почти прозрачная, так что я видела биение разноцветных внутренностей. Иногда они выпрыгивали из воды и переливались искорками радуги, как хрусталь или бриллианты на солнце. Наконец, Герхард сказал:

- Правда, сюда.

Не то чтобы его мнение могло что-нибудь изменить в моих планах, но я была довольна, что и он так считает. Герхард коснулся пальцами воды, потом отдернул руку, не испуганно, а будто игрался с волной, как с кошкой. Он сказал со своим странным, неземным акцентом:

- Родители говорили мне про это место. Но я думал, что они...

Герхард нахмурился, коснулся пальцами своего виска. Я увидела, что он заменяет слова жестами при любой возможности. Но говорил он все равно много, общаться ему явно нравилось. Я подалась вперед, отломила один из одуванчиков, опустила его в реку и смотрела, как вода уносит цветок. А потом до меня дошло, что Герхард говорил не о том, что когда он умрет, то попадет в одно чудное место, называемое еще раем. Ему говорили, по крайней мере это было вероятно, то же, что отец писал мне. Я рассказала ему о письме, о том, как все случилось со мной, и он слушал внимательно, пристально смотря на мои губы. Когда я частила, он чуть заметно мотал головой, и я понимала, что ему непонятно. Приходилось останавливаться и повторять предложение снова. Наверное, здорово развивает терпение. То есть у тех, кому оно необходимо. Мне, в основном, было на все плевать, поэтому я не могла назвать себя нетерпеливой. Герхард кивнул, когда я закончила. Он сказал: