Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 204

Я согласно кивнула, кося на него испуганные глаза. А все-таки страшновато стало. Когда он сердитый, сделала я вывод, лучше не попадаться ему. Это я слабо отреагировала сразу, потому что после сытного обеда плохо соображала. А так… Я подтянулась и ответила:

–  Если вы мне сообщите, куда идти, то я с готовностью выполню все ваши указания. Я совсем не знаю, что мне нужно делать, - сообщила я ему, уныло опустив плечи.

–  Следуйте за мной, иата, - процедил он, посмотрев на меня оценивающим взглядом.

Что бы это значило? Он озвучил свою мысль:

–  Вы не одеты в форму. Почему?

–  Я не знала.

–  Вам Фия должна была все рассказать и помочь с расписанием.

–  Я не видела с утра  Фию.

Он, недоверчиво прищурившись, посмотрел мне в лицо, потом повернулся в сторону выхода и сказал:

–  Ладно, потом разберемся, - и с этими словами он направился к выходу, уверенный, что я обязательно пойду за ним.

И не ошибся. Я быстро засеменила вслед за ним. За мною моя малышка, озадаченно мигая в сторону сурового мужчины. Зашли в лифт. Наран нажал на четвертую кнопку снизу, а потом сразу пятую. Это, наверное, шифр какой-то? Стоим. Едем в лифте. Надо как-то разрядить напряжение. Я на него посмотрела вопросительно, выжидая, что он разрешит мне говорить. Сработало!

–  Что? – спросил он меня.

–  Скажите, можно задать один вопрос?

–  Спрашивайте.

–  А долго я спала?

–  Стандартно. Двое суток.

–  Сколько? – я аж хрюкнула от удивления.

–  Два дня. Это стандартное время. Ниясыти всегда усыпляют первый раз своих наездников надвое суток. Именно столько им нужно, чтобы выполнить процесс единения, - он говорил об этом, словно я обязана все знать.

Я подняла озадачено брови и посмотрела на беленькую кроху. Вот это да! А я даже не заметила. Вот почему я так хотела есть! Так долго спать!

–  Могу и я спросить? – его тон звучал примирительно.

–   Да, - кивнула я ему, и тут лифт остановился, открыв двери.

Он вышел. Я за ним.

–  Как вы назвали свою королеву? – он посмотрел на мою малышку с почтением.





–  Забава, - ответила я и с умилением повторила его взгляд.

–  Хм… Интересное имя.

–  Ей понравилось, - горделиво ответила я, выпятив грудь.

Он хмыкнул:

–  Ей будет нравиться все, что вы будете делать, - вот же циник!

Так меня обломал! Он заложил руки за спину, ухмыльнулся насмешливо и пошел по длиннющему широкому коридору с множеством дверей по всей его длине. На каждой был написан номер. Мы оказались в учебном корпусе.

–  Сегодня я лично для вас проведу экскурсию по атконнору. Это с той целью, чтобы вы в следующий раз не заблудились и пришли вовремя на занятия.

–  Простите, пожалуйста, господин фагот, - постаралась вежливо обратиться к офицеру.

Он резко остановился, и я врезалась в него. Оглянулся. Посмотрел в глаза.

–  Теперь я для вас – преподаватель и куратор вашей группы. Поэтому, пожалуйста, обращайтесь ко мне так, как принято в атконноре.

–  А как тут принято?

–  Господин Наран.

–  Хорошо, господин Наран.

–  Что вы хотели?

Я замерла. А что я хотела? Выскочило из головы. Я виновато поставила бровки домиком:

–  Простите, я забыла…

Он фыркнул. Наверное, он имел обо мне невысокое мнение. Я виновато опустила глаза и слегка отодвинула нижнюю губу. Почему рядом с ним я так теряюсь? И почему он меня пытается обидеть? Или это у него манера такая?

–  Иата Лана,  сейчас мы идем на лекцию по социологии. По расписанию сейчас у вас именно этот предмет. Потом вводные лекции по биологии и географии. Сейчас мы зайдем в аудиторию, и я представлю вас вашей группе, в которой вы будете проходить обучение в течение трех лет. Я поручу ваше перемещение по учебному корпусу сегодня старшему группы. Так что пока не закончатся лекции, вы не потеряетесь. Хотя… - задумчиво хмыкнул он. - По-моему, вы сегодня попали именно туда, куда вам было нужно… Прошу, не повторяйте сегодняшних прогулок без сообщения о том, где вы и куда идете. Вы пока не в том положении, чтобы  перемещаться по атконнору самостоятельно. Это вам ясно?

Я с пониманием кивнула. Поджала губы. Он явно считает меня прямым потомком питекантропов, выросшим в сырых и темных пещерах. Только что не бегаю с дубинкой да в другой одежде. А так – сходство на лицо… К стати, а кто такие питекантропы?

Мы зашли в аудиторию четыреста семь. На ней так и было написано «социология». Я первая, он за мной. Зайдя, решила взять себя в руки и постараться вести себя естественно.

Передо мной предстала большая аудитория. От стола преподавателя вверх полукругом поднимались широкие ярусы мест для студентов. На этих ярусах расположены столы и стулья. А у каждого стола справа располагалось специальное место для ниясытей в виде мягкого замшевого мата. А между парами таких столов поднимался лестничный проход. За столом перед аудиторией слушателей стоял стул преподавателя и доска. На ней можно было писать специальным стилом, след от которого потом можно было легко стереть губкой. На той же доске можно проектировать из специального прожектора различные изображения и даже просматривать разные видеоуроки и записи. Когда мы зашли с господином куратором, то лекция уже началась. Преподаватель довольно высокого роста, даже на пол головы выше, чем наш куратор, и на полторы головы выше меня, был явно зрелого возраста. Это, конечно, не видно по его лицу, но его глаза выдавали его возраст. В них светилось столько глубины! Он обернулся на нас и, поняв, кто пришел, почтительно склонил голову в приветствии, но промолчал. Наран глянул в аудиторию, подошел к первому ряду и попросил одного студента со своим малышом пересесть выше. А меня усадил туда. И к чему такие почести? Я могла спокойно сесть и на последней парте. Но спорить с нашим строгим куратором не хотела, побоялась за свое здоровье. Пока усаживала свою тушку на удобное кресло, успела оглянуться и посмотреть, кто сидел в аудитории. Человек было немного. Где-то дюжины две. Все с маленькими ниясытями. Почему-то это меня не удивило. Я обернулась в сторону наших преподавателей и превратилась в саму внимательность. Забава взгромоздилась рядом на положенное ей место, словно там всегда сидела, и тоже обратила взор на мужчин. Наран проследил в молчании за тем, как я усядусь, и только потом заговорил: