Страница 43 из 134
- Нет. Теперь я хочу побыть наедине со своими подругами. Зайдите за мной через полчаса.
Мартин Бенк откланялся и спиной вышел из комнаты. Он почувствовал в этой девочке такую силу духа и грозность, какую никак не ожидал. Робин рассказывал о ней совершено другие вещи. Она вовсе не трусливая и не безвольная, и, как он надеется, вполне разумная для того, чтобы всё сейчас решить правильно. Потому что лично он уже не понимал что происходит. На кого стоит класть подозрение и стоит ли это делать вообще? Ведь нож действительно мог быть всего лишь случайностью…
А принцесса осталась ещё поговорить с окружившими её девушками, однако, не затрагивая при этом темы своих подозрений.
В просторной комнате, одну половину которой занимал широкий стол, шкаф с встроенным баром, два кресла и мягкий кожаный диван, а другую небольшая библиотека, находившаяся на некотором возвышении над первой половиной, всё тщательно обговаривали и обдумывали рыцари ордена Стеллы Нордмунской. Некоторые пили виски, другие бренди, третьи предпочитали сохранять ясность мыслей. Первой речи ждали, как и полагается, от графа Льюмана, как от самого старшего, ну и само собой, их предводителя. Он никак не мог начать, потому что не знал, как объяснить сложившуюся ситуацию. Ответы на вопросы стоявшие в глазах мужчин он не знал, но знал одно – все, кто в курсе произошедшего, думают, что это олтернцы покушались на принцессу и никак иначе. Опровергнуть эту гнусную, начинавшую распространяться мыслишку следовало как можно скорее и любыми способами, так сказать, уничтожить в корне. Но в привычках Джордана было всё тщательно, очень тщательно обдумывать, прежде чем совершить какое-либо действие или приступить к утвердительным высказываниям. Поэтому первым сорвался барон Ван Стройер. Августин был горячим, не лишённым лоска юношей, эффектным и экспрессивным, в целом спокойным и умиротворённым, но иногда несдержанным. Особенно когда что-то касалось репутации, чести, его самого или его друзей.
- Что? Никто не заговорит? Я один должен произнести вслух то, что всем уже и так понятно. Нас тут держат за дураков. Нет, вернее будет сказать за козлов отпущения. Надеюсь, это всем ясно?
Тут граф Льюман не выдержал.
- Тише, тише, не поднимай шум и не делай из мухи слона. Нас тут никто ни за кого не держит. Просто никто ничего не может понять, так же, как и мы.
- А мы и не должны здесь ничего понимать. Нас впутали в местные интриги, к которым мы не должны иметь никакого отношения, да вот, не то по стечению обстоятельств впутались, не то нас специально под это подписали. Лично я считаю, что всё было задумано заранее.
- С какой стати?
- Да говорю же я вам, господа, нас и не должно волновать, с какой стати. Они, феирцы, любезные дворяне и гостеприимные хозяева, решили зачем-то убрать свою принцессу, но не захотели нести за это ответственности. Куда легче всё провернуть, когда приезжают налаживать и без того хлипкие отношения двух планет, доверчивые и простодушные, как они думают, олтернцы. Нужно умыть руки и дело с концом.
- Мы настоящие дворяне и достойные носители золотой ленты ордена, мы не станем делать ничего подобного. Даже если нам придётся выслушать ложные обвинения, мы останемся и чтобы ещё больше не усугублять павшее на нас подозрение, постараемся сами разобраться во всём.
- Ну конечно, забот нам мало!
В разговор вступил князь Вальядов, рыцарь ордена Стеллы Нордмунской. До этого он тихо стоял в углу и, вглядываясь в дно стакана, как будто там на самом деле можно было найти истину, планировал, как провести всё так, чтобы обошлось без виновных.
- Августин, мы действительно должны сами вмешаться в это дело. Шанс, что удастся доказать причастность к произошедшему кого-то из феирцев - равен нулю. Посмотри на их принцессу, разве у кого-либо возникнет желание убить её? Разве у неё могут быть враги? Недоброжелатели? Нет, тут что-то не так. А мы как раз те самые «приезжие», которым можно приписать все смертные грехи. Кто нас тут знает, кроме Сержио и Макса? Даже принцу наша компания не сильно приглянулась…и, не пытайтесь со мной спорить, – отрезал он, отреагировав на чуть было не вырвавшееся противоречивое высказывание Джордана Льюмана, на что тот решил сменить мысль, но всё же сказать что-нибудь.
- Кстати, Сержио, Максимилиан, может, вы знаете о чём-нибудь, о чём не знаем мы? Вы всё-таки живёте при дворе, часто там бываете, может, принцессу и в правду кто не любил? Что скажешь, о’Лермон?
Юноша поднялся с дивана, прокашлялся и, не отнимая глаз от пола, промолвил:
- Я таковых не знаю. Мне известно лишь то, что принцесса великодушна, добра, имеет друзей. К тому же, она редко покидает замок, и не могла бы так сильно с кем-то успеть разругаться, чтобы ее хотели убить…
- А вы, де Роль, что скажете?
- А я скажу, что она так редко выезжает в люди, что народ в стране, да и по всему государству её не очень жалует, она не пользуется популярностью. Только среди самых приближённых слуг и всё. Ну, и двух подруг разумеется.
- А третья?
- Какая третья?
- Матильда, баронесса, – хором подсказали князь и виконт Эпсон, после чего смутились и сделали отвлечённое выражение лица.
- Ах, Матильда! Так она и не подруга ей вовсе. Они, так сказать, не в ладах. Недолюбливают друг друга.
- Так может быть …- начал было Ван Стройер.
Парис Вальядов закачал головой вперёд, чем успел открыть рот, а когда всё же сделал это, остановить его было трудно.