Страница 19 из 31
– Не мудри, философ! – воскликнул Марсий. – Нечего мне зубы заговаривать. Во всех философских спорах подобных тебе словоблудов рождается не истина, а лишь туман. А вот я знаю только главное – то, что ты мой враг.
Марсий с воинственным видом направился, было, на Метафизия, но вдруг что-то резко качнуло его в сторону.
– Проклятие! – вскричал он. – Что это еще?! Почему земля уходит из-под ног?!
– Может, ты и качку припишешь моему коварству? – усмехнулся Метафизий. – Вообще-то мы – в трюме корабля.
Марсий только сейчас заметил тяжелые железные цепи на руках и ногах юноши.
– Да, да, – кивнул головой философ, обратив внимание на его взгляд. – Меня сочли более опасным существом, чем тебя. И не надо смеяться. Дело не в моих мускулах, а в моей голове. А она стоит тысячи таких силачей, как ты. Философия способна передвигать горы. Поэтому не одного тебя она бесит.
– В тебе, Метафизий, и гордости хватит на тысячу человек, – сказал Марсий чуть добрее. – Пожалуй, в тебе ее даже побольше будет, чем во мне. Только вот почему твоя хваленая философия не спасла тебя?
– Не суди по внешнему, – ответил юноша. – Она помогает мне познать высшее блаженство, не зависимое от внешних обстоятельств.
– Да, неужели только за философию ты сейчас в цепях?
– Помню, еще прежним властям не нравилось, что философствует беглый раб. Меня разыскивали по всему полису. А нынешним я вообще стал костью поперек горла.
– Ты, – изумился Марсий, – такой изнеженный сибарит, и вдруг беглый раб?!!
– Просто в отличие от тебя, стоика, я с детства был эпикурейцем, пока не увлекся другими направлениями. Я всегда любил себя и решил обустроить свою жизнь с наибольшим комфортом. А добился я всего силой мысли и силой воли. Ну, и всегда находились женщины, готовые помочь мне, дать убежище и свое покровительство.
– И одной из этих женщин была Агния Афродитская?
– Ты это знаешь.
– А тебе не кажется, юный мудрец, что ты просто использовал своих любовниц?
– Не больше, чем они меня, – возразил Метафизий. – А разве ты, Марсий, не использовал свою любовницу?
– Не сравнивай, Метафизий! Ко мне Агния пришла нищей и бесправной. Я ничего не мог получить от нее кроме неприятностей.
– Ты получал удовольствие от ее красоты, взбалмошного нрава, даже от ее беззащитности. А я – от ее денег и связей. Кто из нас лучше? И кто более эгоист?
– А ты мог бы ее спасти, если бы ничего не получил взамен?
– Почему нет? Я любого мог бы спасти. Если я люблю себя, это не значит, что я не способен любить другого. После эпикурейства я открыл для себя новую философию, которая открыла мне смысл всего.
– Товарищ Метафизий, – Марсий уже совсем по-доброму заглянул юноше в глаза, – почему же ты не участвовал в нашем восстании?
– Ну, вот, не успел признаться в своем происхождении, как уже стал товарищем! – рассмеялся Метафизий. – А если бы я оказался сыном вельможи, ты, разумеется, счел бы меня врагом. Но ведь я сижу перед тобой тот же самый. Ко мне ничего не прибавилось и от меня ничего не отбавилось.
– Разве общее несчастье не объединяет людей? – спросил Марсий. – И разве пресыщенность не портит человека?
– Человек сам решает, по каким принципам ему жить, кому быть другом, а кому – врагом. Вот я, к примеру, каждому хочу быть другом. Только не каждый хочет видеть во мне друга. А я умею дружить, поверь! – он заглянул Марсию в глаза.
– Тогда почему же ты не был с нами? – Марсий, не отрывая взгляда, положил обе руки на плечи Метафизия.
Юноша отвел глаза и прищелкнул языком.
– Разве ты не слышал? Я хочу быть другом каждому, но не всем. Каждый человек – ценнее самого дорогого алмаза. Не важно, мужчина это или женщина, раб или свободный, богач или нищий, уроженец Эротполиса, Мегаполиса или далеких варварских земель. Это все – лишь внешние признаки. А суть человека в том, что он – микрокосм. Каждый из нас есть отдельный мир со своими тайнами и со своей бескрайностью. Поэтому я ценю каждого человека. Каждый для меня интересен, и Агния, и ты, и кто бы то ни было. Каждый другой человек – друг. Но когда люди объединяются в огромное общество, они перестают быть людьми, а становятся многоголовым чудовищем. У человека есть разум, и есть сердце. А у толпы – ни того и ни другого.