Сто и одна ночь

Он повиновался.

– Закрой глаза…

Сделал и это.

All I want…

Граф кашляет в кулак.

– Глеб хотя бы предохраняется?

Уверена, мой ошеломленный взгляд не сочетается с образом Шахерезады. Я приоткрываю рот, чтобы ответить, – и тотчас же закрываю. Да Граф боится! Ну, может, «боится» – не самое верное слово, но он явно чувствует себя не в своей тарелке. Иначе, зачем бы стал прерывать меня на таком месте?

Сидит в развязной позе – нога за ногу, откинулся на спинку стула, одна рука – в кармане. Но пальцы той руки, что на колене, нервно постукивают. И весь он напряжен. Даже ухмылка искусственная.

–…Потому что если нет – то я уже знаю конец истории, – продолжает Граф.

Мой план действует – мне явно удалось вызвать в нем другие чувства. И это я еще не выполнила все пункты.

– Глеб не предохраняется. Это делают его женщины. Лана принимает противозачаточные таблетки, а Ксения предпочитает презервативы. Вы удовлетворены? – едва заметная пауза. – Ответом?

Решиться на такой сверх откровенный рассказ, да еще почти в раздетом виде – это вызов даже себе самой. Надо ли? Зачем?.. Но будет так, как я решила. Если, конечно, заставлю себя произнести все те слова. И не просто произнести, а глядя в глаза Графу– для полноты эффекта.

Воображение легко рисует картинку, а на деле… На деле я буду выглядеть покруче его Камиллы. Мурашки разбегаются по коже, даже когда я только думаю об этом. Накидываю на себя шаль – словно в комнате прохладно. Приподнимаю бровь – вы позволите?

– Да, продолжайте, – и Граф снова кашляет в кулак.

– Глеб стоял с закрытыми глазами, пытаясь по звукам уловить, что происходит в комнате, но слышал только музыку. Он жаждал прикосновения, и от того, что Ксения медлила, казалось, его кожа горела.

Дыхание Ксении коснулось его груди – и каждая мышца в нем напряглась – от удовольствия и предвкушения. Ксения стала спускаться ниже, к животу, проводя губами по кубикам пресса. Вот ее язычок достиг пупка, обвел его по кругу – и двинулся ниже. Глеб по шороху уловил, что Ксения стала на колени, и до боли сцепил свои руки в замке.

А дальше, в подробностях, называя части тела своими именами, я с волнительными паузами и поволокой в глазах описываю, что делала Ксения с Глебом.

Замолкаю, и пауза, которая возникает после этого, кажется куда более неловкой, чем в моем воображении. Как же мне хочется опустить вуаль! Я чувствую, как горят мои щеки. Не знаю, куда деть руки, о чем говорить и что делать дальше.

Граф все смотрит и смотрит на меня. Не двигается, словно врос в этот стул.

Слышу, как часы в кабинете бьют час ночи. Этот глухой звук выводит Графа из оцепенения.

– Послушайте, Шахерезада… – Граф подвигается на край стула и сцепляет пальцы в замок. – Ксения не терпит прикосновений, но может касаться сама. А как насчет вас?

– Давно не практиковалась, – отшучиваюсь я – и понимаю, что лучше было бы мне придумать другой ответ.

– Судя потому, что вы себе позволяете, вы безрассудная… И очень смелая…  Давайте проверим, насколько. – Мне кажется, или он нервничает? – Вам не нравятся мои прикосновения, но, возможно, вы можете касаться меня.

– Эта… сцена не была намеком, – я трушу. Трушу!

Чувствую себя совершенно голой. Теперь меня страшат не только прикосновения – даже мысль о вторжении в личное пространство отзывается морозом по коже.

– Я ни в чем вас не обвиняю... Кроме кражи, конечно, – верный своей манере общаться, вворачивает Граф. – Но если этот момент с прикосновением-наоборот есть в вашей истории, вы же тоже думали об этом, верно? Давайте, попробуем. Никто ничего не теряет. В худшем случае, вам не понравится, а я получу пощечину.

Допустим...

Любопытно, что согласиться меня подталкивает именно картинка, как я даю Графу пощечину.

Он садится на край кровати. Я невольно отодвигаюсь, но командую:

– Руки за спину.

– Не стесняйтесь, говорите прямо – вы хотите меня связать, – усмехается Граф.

– Связать, запихнуть в рот кляп и запереть вас в шкафу – если озвучивать весь список желаний.

– Я пытаюсь создать благоприятную атмосферу, а вы все портите! – журит меня Граф, но руки за спиной прячет.

Сажусь рядом с ним, поджав под себя колени.

– Закройте глаза.

Слушается.

И вдруг я осознаю, что в горле пересохло, а сердце стучит громко и быстро. Коротко, неслышно выдыхаю – и взмахиваю рукой, словно дирижер перед началом симфонии... Так и застываю, прикусив губу. С чего начать-то?.. Осторожно кладу ладонь на плечо Графа. Хм. Ничего ужасного со мной не происходит – только сердце начинает захлебываться.

Осмелев, скольжу ладонью по рукаву ниже. Прохладный шелк просто создан для прикосновений… А что при этом чувствует Граф? Не прекращая движения, поднимаю голову – и оказываюсь всего в десятке сантиметров от его лица. Граф глаза не открывает – играет честно. Он замер и, кажется, вслушивается в свои ощущения. Медленно втягиваю воздух… Как же я люблю этот запах…

– Вы вкусно пахнете, – словно читает мои мысли Граф – и я тотчас же отдергиваю руку.

Граф открывает глаза.

– Ну, вы и трусишка, – в его голосе сквозит ирония, но во взгляде нет даже намека на улыбку. 

– Для первого раза отличный результат, я считаю.