Страница 49 из 114
Бритт развернулся и направился к выходу. Ему хотелось уйти и больше не возвращаться, и не только в больницу – к Нике, которую считал слишком честной, чтобы заниматься «ловлей на живца». А она методично, хладнокровно обманывала его. Как еще можно определить ее действия? Он оказался слепым и доверчивым. И это после стольких лет общения со стервами и манипуляторшами?
Его подгоняла злость. Егор еле сдерживался, чтобы не крушить все на своем пути. Бритта остановил громкий окрик:
– Вы уже уходите? – Он едва в очередной раз не налетел на дежурную медсестру. Затормозил в последнюю минуту. – С вами все в порядке?
Нет, нет, и еще раз нет! О каком порядке вообще может идти речь?! Но медсестра не виновата в том, что он обманулся.
– Я…
Егор понял, что не может уйти. Так мужчины не поступают. Ребенок. Он обязан вернуться из-за него.
Под недоумевающим взглядом женщины в медицинском костюме, он отправился назад. Наверное, она подумала, что он такой же ненормальный, как и мамаша Ники. Плевать. Он должен сделать то, что необходимо было совершить еще две недели назад. А может и того раньше.
По дороге он столкнулся с Антониной. Если бы он не слышал ее разговор с дочерью, то ее вымученная улыбка могла бы его обмануть. Страдальческие, слегка поблеклые зеленые глаза смотрели на Егора так, словно Антонина несла на своих плечах скорбь всего мира.
– Как хорошо, что вы пришли!
Бритт заставил себя поздороваться.
– Здравствуйте.
– Да, конечно. Никуся так нуждается в поддержке. А еще в просторе и свежем воздухе. Она бы лучше переносила свое теперешнее состояние, если бы жила в особнячке, а не в нашей двухкомнатной конуре. Когда родится ребеночек, там будет удобно выгуливать его…
– У вас есть собака?
– Да, такса. А при чем здесь она? – Егор пожал плечами. Он не собирался ей объяснять. – Это вы к тому, что я тоже смогу жить вместе с вами? – Он не мог больше слушать этот бред. Его терпение почти закончилось, а ему еще предстоял разговор с Вероникой. – Бритт обошел женщину и открыл дверь в палату. Антонина крикнула ему в спину. – Я не настаиваю!
Он вошел и заставил себя посмотреть на Нику. Наверное, взгляд его был не слишком ласков, потому что она натянула простыню под подбородок и пролепетала:
– Добрый день.
«Добрый», ничего не скажешь!
Бритт напомнил себе, что эта женщина носит его ребенка, и сделал паузу, чтобы успокоиться перед тем, как ответить.
– Привет. Как себя чувствуешь?
– Нормально. То есть, не слишком хорошо.
Бритт осмотрелся по сторонам и сел на стул в углу комнаты. Он не мог заставить себя подойти к Веронике и поцеловать в щеку, как делал это раньше.
– Тебе что-нибудь нужно? Еда? Лекарства?
– Все есть. Что-то случилось?
Многое, но он не собирался ее просвещать. Что это изменит? Она начнет изворачиваться, оправдываться, плакать, возможно, даже обвинять его во всем. Хотя, он тоже виноват. Нельзя надеяться на резинки. В любом случае Бритту не хотелось ворошить всю эту грязь.
– Ничего нового. Что говорят врачи? Когда тебя выпишут?
– Врачи? Говорят, что мне нельзя нервничать и…
– Больше гулять. А для этого подойдет особнячок с садом и гаражом.
– Ну, это после выписки. Ты планируешь купить дом? Настоящий дом? О, Егор! Давно пора! Сколько можно жить в гостиницах?
Бритт смотрел на красивую женщину, с энтузиазмом выдвигающую предложения, в каком месте лучше приобрести недвижимость, и думал о том, что она гораздо больше радуется возможной покупке, чем ребенку. Хорошо, что он не рассказал ей о приобретенной квартире.
– …на Парковой тоже есть красивый дом. Моя знакомая говорила, что он бесподобен. Когда мы с тобой поженимся…
– Мы не поженимся, Ника.
Вероника резво села на кровати. Простыня соскользнула вниз, демонстрируя ее полупрозрачную рубашку.
– Как? Но ты говорил…
– Я обещал позаботиться о вас. И сдержу слово. В твоем распоряжении будут деньги и квартира. Трехкомнатная. В центре города. Я приму участие в воспитании. Но это все.
Большие зеленые глаза наполнились слезами. Они поползли по щекам, но Ника не торопилась их вытирать. Чувственные губы дрожали.
– Ты не можешь так поступить со мной! Я не могу быть матерью–одиночкой!
Егор заставил себя говорить спокойно.
– Многие матери-одиночки могли бы позавидовать тебе. У них нет и сотой доли того, что я тебе предлагаю.