Страница 3 из 12
- Почему оно прыгает? - спросил он.
- Потому что называется: прыгающее дерево, - объяснил Тузик, наливая себе кефиру.
- Вчера прибыла партия новых электропил, - сообщил Домарощинер, облизывая губы. - Феноменальная производительность. Я бы даже сказал, что это не пилы, это пилящие комбайны. Наши пилящие комбайны искоренения.
А вокруг все пили кефир - из граненых стаканов, из жестяных кружек, из кофейных чашечек, из свернутых бумажных кульков, прямо из бутылок. Ноги у всех были засунуты под стулья. И все, наверное, могли предъявить справки о болезнях печени, желудка, двенадцатиперстной кишки. И за этот год, и за прошлые годы.
- А потом меня вызывает менеджер, - продолжал Тузик в повышенном тоне, - и спрашивает, почему у меня кабина помята. Опять, говорит, стервец, налево ездил? Вы вот, пан Перец, играете с ним в шахматы, замолвили бы за меня словечко, он вас уважает, часто о вас говорит... Перец, говорит, это, говорит, фигура! Я, говорит, для Переца машины не дам, и не просите. Нельзя такого человека отпускать. Поймите же, говорит, дураки, нам же без него тошно будет! Замолвите, а?
- Х-хорошо, - упавшим голосом произнес Перец. - Я попробую. - Только как же это он... машину?
- С менеджером могу поговорить я, - сказал Домарощинер. - Мы вместе служили, я был капитаном, а он был у меня лейтенантом. Он до сих пор приветствует меня прикладыванием руки к головному убору.
- Потом еще есть русалки, - сказал Тузик, держа на весу стакан с кефиром. - В больших чистых озерах. Они там лежат, понял? Голые.
- Это вам, Туз, померещилось от вашего кефира, - сказал Домарощинер.
- А я их сам и не видел, - возразил Тузик, поднося стакан к губам. Но воду из этих озер пить нельзя.
- Вы их не видели, потому что их нет, - сказал Домарощинер. - Русалки - это мистика.
- Сам ты мистика, - сказал Тузик, вытирая глаза рукавом.
- Подождите, - сказал Перец. - Подождите. Тузик, вы говорите, они лежат... А еще что? Не может быть, чтобы они просто лежали, и все....
Возможно, они живут под водой и выплывают на поверхность, как мы выходим на балкон из прокуренных комнат в лунную ночь и, закрыв глаза, подставляем лицо прохладе, и тогда они могут просто лежать. Просто лежать и все. Отдыхать. И лениво переговариваться и улыбаться друг другу...
- Ты со мной не спорь, - сказал Тузик, рассматривая Домарощинера в упор. - Ты в лесу-то когда-нибудь был? Не был ведь в лесу-то ни разу, а туда же.
- И глупо, - сказал Домарощинер. - Что мне в вашем лесу делать? У меня пропуск есть в ваш лес. А вот у вас, Туз, никакого пропуска нет. Покажите-ка мне, пожалуйста, ваш пропуск, Туз.
- Я сам этих русалок не видел, - повторил Тузик, обращаясь к Перецу. - Но я в них вполне верю. Потому что ребята рассказывают. И даже Кандид вот рассказывал. А уж Кандид про лес знал все. Он в этот лес как к своей бабе ходил, все там знал наощупь. Он и погиб там, в этом своем лесу.
- Если бы погиб, - сказал Домарощинер значительно.
- Чего там "если бы". Улетел человек на вертолете, и три года о нем ни слуху, ни духу. В газете траурное извещение было, поминки были, чего тебе еще? Разбился Кандид, конечно.
- Мы слишком мало знаем, - сказал Домарощинер, - чтобы утверждать что-либо со всей категоричностью.
Тузик плюнул и пошел к стойке взять еще бутылку кефиру. Тогда Домарощинер нагнулся к уху Переца и, бегая глазами, прошептал:
- Имейте в виду, что относительно Кандида было закрытое распоряжение... Я считаю себя вправе информировать вас, потому что вы человек посторонний...
- Какое распоряжение?
- Считать его живым, - гулко прошептал Домарощинер и отодвинулся. Хороший, свежий кефир сегодня, - произнес он громко.
В столовой поднялся шум. Те, кто уже позавтракал, вставали, двигая стульями, и шли к выходу, громко разговаривая, закуривали и бросали спички на пол. Домарощинер злобно озирался и всем, кто проходил мимо, говорил: "Как-то странно, господа, вы же видите, мы беседуем..."
Когда Тузик вернулся с бутылкой, Перец сказал ему:
- Неужели менеджер серьезно говорил, что не даст мне машину? Наверное, он просто шутил?
- Почему шутил? Он же вас, пан Перец, очень любит, ему без вас тошно, и отпускать вас отсюда ему просто-таки невыгодно... Ну, отпустит он вас, ну и что ему от этого? Какие уж тут шутки.
Перец закусил губу.
- Как же мне уехать? Мне здесь делать больше нечего. И виза кончается. И потом я просто хочу уже уехать.
- Вообще, - сказал Тузик, - если вы получите три строгача, вас отсюда выпрут в два счета. Специальный автобус дадут, шофера среди ночи подымут, вещичек собрать не успеете... Ребята у нас как делают? Первый строгач - и понижают его в должности. Второй строгач - посылают в лес, грехи замаливать. А третий строгач - с приветом, до свидания. Если, скажем, я захочу уволиться, выпью я пол-банки и дам вот этому по морде. - Он показал на Домарощинера. - Сразу мне снимают наградные и переводят меня на дерьмовоз. Тогда я что? - выпиваю еще пол-банки и даю ему по морде второй раз, понял? Тут меня снимают с дерьмовоза и отсылают на биостанцию ловить всяких там микробов. Но я на биостанцию не еду, выпиваю еще пол-банки и даю ему по морде в третий раз. Вот тогда уже все. Уволен за хулиганские действия и выслан в двадцать четыре часа.
Домарощинер погрозил Тузику пальцем.
- Дезинформируете, дезинформируете, Туз. Во-первых, между действиями должно пройти не менее месяца, иначе все поступки будут рассматриваться как один, и нарушителя просто поместят в карцер, не давая никакого хода его делу внутри самого Управления. Во-вторых, после второго проступка виновного отправляют в лес немедленно в сопровождении охранника, так что он будет лишен возможности произвести третий проступок по своему усмотрению. Вы его не слушайте, Перец, он в этих проблемах не разбирается.
Тузик отхлебнул кефиру, сморщился и крякнул:
- Это верно, - признался он. - Тут я, пожалуй, действительно... того. Вы уж извините, пан Перец.
- Да нет, что уж... - грустно сказал Перец. - Все равно я не могу ни с того ни с сего бить человека по физиономии.
- Так ведь не обязательно же по этой... по морде, - сказал Тузик. Можно, например и по этой... по заднице. Или просто костюм на нем порвать.