Перерождение

- Невозможно! – поражался анестезиолог. Он метался от мониторов к Каро. Осматривал его зрачки. Вслушивался в дыхание, перепроверял датчики.

- Верь показаниям своим. Это ведь чудо-ребенок… - Кроберг смотрела на Каро. – Надо резать так.

- Ты предлагаешь резать человека, который не погружен в сон, - Карцев взял в руки автоматическую пилу, - ты выжила из ума?

- Если мы не начнем резать сейчас, то через два часа он может уже полностью проснуться, - Кроберг стояла рядом с Каро с разведенными в стороны руками.

- Не слишком ли много ты на себя берешь, Елена? – Васанов возник перед ней, наклонив голову. – Ведь я еще здесь.

Кроберг посмотрела на ворочавшегося Каро. На ее лице появилась едва заметная улыбка.

- У меня есть право крестной матери решать за него, - она посмотрела на хирурга, - и он – не человек, - она выдержала паузу. – Ты анестезиолог. И твоя задача, - сделать все чтобы растворы действовали, и он перенес операцию. Приступайте.

Все стояли. Что-то держало их на своих местах. Первым двинулся Карцев.

- Приступаем, - обратился он к Васанову.

- Ты сошла с ума, - анестезиолог вплотную подошел к Елене, - или ты действительно думаешь, что я буду за это отвечать?

- Это твоя работа.

- Моя работа отключить тело и не дать ему умереть от этого. Тело не отключено!

На мгновение воцарилась абсолютная тишина. Многие впервые видели, как кто-то повысил голос на Кроберг. Рост позволял Васанову немногим возвышаться над Еленой и если не авторитетом, то физическим превосходством он намеревался воспользоваться на полную.

- Твои дальнейшие действия, Валера, - процедила сквозь зубы Кроберг.

- Прекратить операцию. Вывести пациента из недонаркоза и думать.

- Отличный план. И долго ты будешь думать? Твоя команда почти год искала способ преодолеть усиливающееся сопротивление моний наркозу. А когда нашла, то бактериям потребовалось три дня, чтобы превзойти его.

- Я не буду отвечать за его жизнь, - сопротивлялся Васанов. – Мы понятия не имеем, как организм поведет себя в новых условиях. Он умрет на столе и всех собак ты спустишь на меня.

- Ты этого боишься? – Елена брезгливо сморщила лицо. – Все мы знаем, что его с каждым годом сложнее оперировать. Делай свою работу… Моя лаборатория – моя ответственность.

Кроберг развернулась и направилась к мониторам. Васанов кусал губы и сжимал кулаки. Он видел недовольные взгляды коллег. Они наверно посчитали его трусом. Человеком, не желавшим взять на себя ответственность. А может, они думали, что он сумасшедший, раз решил возразить воле Кроберг в ее научном королевстве. Васанов выругался и направился к операционному столу.

- Как ты собираешься его резать, когда он дышит? – он встал у изголовья Каро, держа в руках дыхательную трубку.

- Уникальный мальчик – уникальная операция. Будем действовать по обстоятельствам, - в глазах Кроберг не было злости, лишь исследовательский интерес.

- Стоп-стоп-стоп, - вмешался первый хирург. – Его нужно отключить. Как вы предлагаете вскрывать грудную клетку?

Карцев выражал общую обеспокоенность всех хирургов в зале.

- О, консилиум над телом пациента, - Елена всплеснула руками.

- Эта проблема, которую нужно решить, - бескомпромиссно заявил Карцев, глядя Кроберг в глаза.

- Вот и решайте.

Она обвела всех присутствующих врачей рукой.

- Вообще-то нам не обязательно вскрывать его, - за спиной Карцева раздался сухой голос второго хирурга. Им был Малко Сергей, старший нейрохирург. Маленького росточка, но крепкого телосложения.

После его слов все удивленно уставились на него. Ведь вскрытие и визуальное изучение мутировавших органов - одна из ключевых целей операции.

- Нет, позже мы его разрежем и вскроем. Но, перед этим нам необходимо остановить дыхание. И раз уж анестезия нам не помощник, то придется перерезать канал нерва, по которому идут импульсы к легким.

Карцев одобрительно хмыкнул. Его коллега оказался прозорливее его самых смелых мыслей. Переведя взгляд на Елену, он заметил, что она взвешивает все за и против.

- Через микроразрез очевидно? – уточнила она.

- Для такого мелкого вмешательства вскрывать ничего не нужно. Обойдемся малой кровью. Операции по извлечению части легкого проводятся без погружения пациента в глубокий наркоз, - напомнил Малко.

- Может не стоит резать, - осторожничал Васанов, - и просто заморозить нерв?

- Я надеюсь, ты говоришь глупости из-за внезапного стресса, - с металлом в голосе произнесла Кроберг. – Нейроволоконные токи моний не реагируют на заморозку и, как мы только узнали, на твою анестезию. Так что перерезать их, очевидно, не самый хреновый вариант.

- А как дальше? – прищурился Карцев. – Там тысячи волокон в токе. Сшивать долго и сложно.

- И сложно и долго, - кивнул нейрохирург. – Мы здесь как раз для такой работы. – Малко сделал легкий наклон корпусом в сторону троих своих нейрохирургов-ассистентов. – Самое худшее что может случиться – Каро не сможет дышать сам и грудина будет парализована, - Сергей Малко проговаривал слова не спеша, взвешивая каждое слово. – Но как профессор нам всем напомнила, Каро оперировать сложнее год от года. И, возможно, это его последняя комплексная операция. И, если оценивать риски, то его можно вечность поддерживать на искусственном дыхании. Или вы будете скучать по общению с ним?

Елену окатил жар. Она видела, как врачи смотрят на нее, как их мысли окружают ее, ожидая решения. И второй раз за свою жизнь она пожалела, что за ней наблюдают десятки пар глаз за колпаком. Главное не смотреть наверх и не выдать себя. Кроберг повернула голову к столу, на котором дернулся Каро. Ее чудо. Она должна рискнуть. Риск - дело благородное.