Страница 61 из 129
Рядом с плечом раздалось предупреждающее шипение директора:
- Ж-жень... Евгения Николаевна, быстрее.
Я выпрямилась, одарила мрачного, как все грозовые тучи нашего колхозного края, Васька чарующей улыбкой и положила перед мужчинами распечатки с основными финансовыми показателями. Затем пристроилась на стул рядом с Петерманом, набрала в легкие побольше воздуха и начала свой доклад.
- Итак, перед вами схема расположения будущей фермы. Извините за мои неаккуратные наброски по соседству – издержки творческого процесса. Здесь будут располагаться основные корпуса. Их будет не меньше четырех, - я ткнула в бумагу, используя вместо указки карандаш, - два для содержания основного стада, одно под ремонтный молодняк и родилку. Далее…
- А почему здесь все исчеркано? – внезапно перебил меня Петерман.
- Это я схематично переделывала четырехрядные коровники в шестирядные, - с улыбкой объяснила я. - У нас на селе жесткий режим экономии. Поэтому экономим на всем. Даже на широкоформатных принтерах.
Блондин нахмурился, но расспросы не закончил.
- А почему вы решили переделать изначально предложенный проект? - и в упор посмотрел на Васька.
- Так будет удобнее, - коротко ответил мой директор.
Я чуть глаза не закатила. Похоже, дипломат в Луганском никогда не рождался. Кто так рассказывает? Нужно же с чувством, с толком, с расстановкой. Петь соловьем, чтобы глухой заслушался.
- Это в целях экономии. Прежде всего, мы с Василием Михайловичем думаем о том, как максимально сократить расходы на реализацию проекта, без существенных потерь для его функциональности и производительности.
Я щебетала и щебетала. Пока не поняла, что если насущная потребность, о которой я подумывала еще до посещения святая святых Васька, не будет удовлетворена, то я просто лопну. А тут, как назло, на пламенную речь прорвало Васька, и я не смогла даже слова вставить, чтобы покинуть кабинет, как культурные люди делают.
Пока он говорил, я сидела как на иголках, то бледнея, то краснея. Похоже, мои ерзания на стуле не остались для немца незаметными. Он обеспокоенно посмотрел на меня:
- Вы что-то хотели добавить, Евгения Николаевна?
И не успела я высказать свою мысль, как дверь кабинета со скрежетом распахнулась и на пороге появилась баклажаниха и подносом.
- Чай, господин Петерман! Как вы любите, - заявила Тамара Сергеевна, улыбаясь во все свои двадцать восемь своих и четыре вставных зуба.
Она бесцеремонно поставила поднос прямо посредине моего драгоценного чертежа.
- Тамара Сергеевна, как вовремя, - обрадовался немец, - обожаю ваш чай.
Всё, немец, – ты попал! Потому что друзья баклажанихи – мои враги. Ты мне и так не понравился с самого начала, а теперь и вовсе начал бесить.
- Всё для вас, - слащаво улыбнулась секретарша и принялась наливать чай.
Это стало последней каплей. Низ живота стянуло судорогой. Я закусила губу и, поскольку разговор за столом и не думал смолкать, а перебивать вроде как невежливо, стартанула в сторону двери, не утруждая себя объяснениями.
- Евгения Николаевна?
Я даже не обернулась. Прямиком бросилась на первый этаж, проклиная горе строителей. Неужели нельзя было предусмотреть уборную и на втором этаже?
Десять минут спустя, довольная как стадо слонов, я вплыла в приемную. Тут на удивление оказалось пусто. Только горел экран монитора на столе баклажанихи. Смотаться по своим делам не посмела бы. Наверняка за конфетами послали.
Пожала плечами, подошла к двери и застыла, потому что услышала, как хриплый голос Петермана произнес заветное слово «сделка». И я опять опустилась до подслушивания. Каюсь, не смогла удержаться и отказать себе в этом удовольствии.
- Вась, пойми меня. Ждал. Честно, пять лет ждал. И ничего. Одни убытки. Вытягивал за уши перед советом директоров, как мог. Больше не буду.
- Ян, и ты пойми. Какая прибыль при такой организации производства? Давай модернизируем и всё будет.
В голосе Луганского жалобные нотки. В первый раз слышу, чтобы он так разговаривал.
- Где ты был со своей модернизацией четыре года назад? – спросил его немец.
- Знаю, - тихо ответил тот, - не подумал.
Они замолчали на несколько мгновений. А потом Васек убитым голосом выдавил:
- И кому ты нас решил продать?
- Пивоварам. Они сначала думали, что от города далековато будет, а потом переиграли планы. На ферме поставят свой завод.
- А скот?
- На мясокомбинат, - безжалостно ответил Петерман.
- Поля?
- Засеют процентов десять-двадцать пивоваренным ячменем.
- А персонал?
- Штат сократят вчетверо, как минимум.
После этих слов слушать дальше расхотелось. Я, отпрянув от двери, уселась на ближайший стул.
Сижу, пошаркиваю ножкой по протертому линолеуму и понимаю, что совсем не хочу возвращаться в кабинет. Для чего? Чтобы продолжать рассказывать то, что никому сто лет не нужно? Если Петерман для себя решил избавиться от колхоза, то ни мое красноречие, ни обаяние этого не изменит.