Страница 7 из 57
— Я же не знаю его номера. Крисов в Нью-Йорке много, знаешь ли. И нет, никто не приходил. Твои родители позвонили один раз, и в студии спрашивали.
Хоть убейте, не помню ничего ни о родителях, ни о студии.
— Что с моими родителями? Кто они?
Во взгляде Роуз сочувствие.
— Ты даже этого не помнишь? Они из Филадельфии, дорогая, как и ты сама. Я напишу тебе их номер. Обязательно им позвони.
Да, с родителями связаться необходимо.
— А студия?
— Ты танцуешь. Мы с тобой в одной группе, на первом курсе “ГТС”.
Я не понимаю, что за название такое.
— ГТС?
— “Голодай, танцуй, страдай”, — смеется Роуз. — Мы с тобой так ее звали, Джульярдскую школу.
Школа, танцы… Ничего не помню, хоть убей.
— Так может, мы с Крисом там и познакомились? — пытаюсь нащупать хоть что-то, ниточку, которая поможет в поисках. — На занятиях в студии. Я что-нибудь рассказывала? Кто он такой, кем работает, где живет?
— Без понятия, Сара. И в студии он не появлялся. Ты только говорила, что он красавчик и при деньгах. — Роуз вскидывает идеальные брови. — Такие подарки дарил — закачаешься.
Я окончательно сбита с толку. Никаких воспоминаний про “богатого красавчика”. Да ведь мне и не нравятся такие, вот уверена, что не нравятся. Кто же этот Крис? Бормочу растерянно:
— Значит, я просила его спасти...
Роуз кивает, закручивает колпачок, поднимается и с грацией кошки идет к выходу из комнаты. На пороге останавливается, упирает кулак в крутое бедро.
— И, Сара, — говорит медленно, как будто слова подбирает. Будто не хочет лишний раз вывести меня из себя. — Я уже нашла новую соседку, и она внесла аванс, так что…
Я киваю. И так не собиралась здесь оставаться.
— Без проблем.
Роуз показывает, в каких коробках лежат мои вещи, и оставляет меня с ними наедине. Я открываю ближайшую. Вещи натолканы без разбора, одежда скомкана, книги и тетради смяты. Там же лежат и кеды, которые я откладываю в сторону.
Вскоре меня окружает большая куча. Выуживаю из нее самое необходимое, а то, что не нужно, заталкиваю обратно в коробку. Время от времени прислушиваюсь, что делает Роуз, не звонит ли в полицию. Но ее голоса не слышно.
Вытаскиваю гетры, серые лосины и черный балетный купальник с длинным вырезом на спине. В памяти всплывает балетный станок и зал с зеркалами. Десятки отражений повторяют мои движения, мышцы сладко болят, когда я их разогреваю…
Вспоминаю. Да, я занималась современным танцем, и даже сумела поступить в известную школу на Манхэттене. Мне это нравилось. А теперь что? Получается, я должна все бросить? Меня же наверняка вовсю ищут.
Я влезаю в джинсы, натягиваю майку и худи. Волосы привычно скручиваю в пучок и прячу под капюшон. На ногах теперь удобные кеды, если что — побегу так быстро, что никто не догонит. Форму медсестры прячу в коробку, под другие вещи. В кармане худи нахожу пачку жвачки и сую две подушечки в рот. Со вкусом клубники, божественно.
В зеркале отражается худая девушка с испуганными глазами на поллица. Черный худи, синие джинсы. В каждом ухе по семь дырок, а сережек нет — видимо, в больнице вытащили. Обычная. Такая же, как полмиллиона других девушек и парней на улицах города.
И это отлично. Сейчас выделяться мне ни к чему.
Пока я набиваю рюкзак другими вещами, которые могут пригодиться, Роуз в соседней комнате стучит ящиками. Одевается? Куда-то собралась? Надо поторопиться, вдруг она там что-то задумала. Копаюсь в бумагах на столе, ищу деньги или документы — водительские права, хоть что-нибудь. Но ничего нет, пусто.
Заперлась в комнате и что-то рвала, да?
Осматриваю койку у стены и по наитию хватаю подушку. В ее мягком пузе что-то твердое и продолговатое. Под наволочкой дырка. Просовываю туда руку, сперва достаю свернутые в тонкую трубочку купюры — совсем мало, но все же. Сую их в карман и лезу в подушку снова. Под пальцами что-то гладкое и холодное. Телефон. Поперек его экрана трещина, но, когда я прикладываю к кнопке палец, он считывает мой отпечаток и включается.
На заставке — сцена театра, на ней выгибается босоногая танцовщица в сером трико. Современный танец в классическом варианте. Звонков много: с пометкой «студия», родители, «К»... Ведь наверняка тот самый Крис! Но когда я перезваниваю, автомат сообщает, что абонент не доступен.
Открываю сообщения. Все стерты, кроме одного. «Клуб 616. У входа в десять». Отправитель — «К.» Очень содержательно.
Шестьсот шестнадцать. Когда я думаю о клубе, повторяю про себя это число, у меня почему-то перехватывает горло. В животе холодеет. Раз — и перед глазами вновь возникает видение. Все алое, будто кровью залитое. Сердце яростно стучит в ушах. Ночная улица, рядом темные силуэты, и я готова убить их всех! Я кричу, вскидываю руку, словно отдаю приказ... и все.
Видение уходит так же быстро, как и пришло.
Ноги слабеют, и я падаю на стул. По переносице стекает пот, глаза слезятся, а в сердце будто занозу всадили. Отчетливо понимаю: в клинике было продолжение каких-то событий. Какой-то истории из моего прошлого.
Нужно умыться, прийти в себя. Я выхожу в коридор, прихватив рюкзак. Попутно заглядываю в соседнюю комнату. Роуз сидит на узкой кровати, читает книжку в мягком переплете, что-то с полуголой девицей на обложке. Телефон лежит на комоде в противоположном конце комнаты, и это успокаивает. Я ожидала, что она будет строчить сообщение в 911.
В туалете плещу на лицо холодной водой. Отдышавшись, кидаю в рюкзак оставшиеся вещи: щетку для волос, щетку для зубов, полотенце с сушилки. Взгляд привлекают часы на полочке у зеркала, среди вещей Роуз. Циферблат размером с монетку, тонкий платиновый браслет — дорогие. И они мои, он мне их подарил. Не помню повод, но помню, что я долго отказывалась их принять. Слишком дорогой подарок, я не привыкла к таким. И часы не дарят, плохая примета. К расставанию.